Шрифт:
18 марта 1920 г. ...> Заседание директории. Тяжело с Андреевой - еще тяжелее, чем с Горьким.
22 апреля 1920 г. ...> Вечером в театре - похмелье Лаврентьева, Крючковская морда, вообще - мрачно, уныло, гнетуще, как большей частью.
4 ноября 1920 г. ...> Вечером - в театр. У Лаврентьева - слухи об отъезде Андреевой и Горького. ...>
19 ноября 1920 г. ...> Вечером - в театральном болоте своем (Освенцимский разъясняет, как загрыз его Лаврентьев, и др.). А Люба - в своем. Неужели я вовсе кончен?..
А. А. Блок, "Записные книжки"
– Зачем вам А.?
– спрашивал Товстоногов.
– Он будет портить всю атмосферу.
Р. еще не привык к такой степени откровенности и только переспрашивал:
– Вы думаете?
– Уверен.
Очевидно, у него были основания говорить так. Впрочем, и у Р. их хватало на то, чтобы согласиться с советом.
– Может быть, поговорить с Б.?
– размышлял он, проводя предварительные "пробы".
– Стоит ли?
– без паузы парировал Гога и доверительно добавлял: - с его премьерством!..
И о третьем без комментариев:
– Хорошо бы обойтись без В.
Все эти мимолетности было интересно разгадывать дома: меня ли он защищал от них, или их от меня?
Когда Р. принес первый вариант распределения, он заговорил конкретней:
– Нет ли чего-нибудь покрупнее для Г.?
– Я хочу, чтобы наши "менестрели" смахивали на нынешних певцов, - объяснил я, - один - типа Хиля, другой - вроде Бюль-Бюль оглы. Г. сошел бы за Хиля.
– Это хорошо, - соглашался он, - Д. вы не боитесь?
– Георгий Александрович, бояться уже поздно. И потом Д. давно ничего не играл...
Чувствуя, что он постепенно втягивается, я принялся использовать "домашние заготовки".
– Композитор Розенцвейг?
– переспрашивал он о нашем завмузе, - нет, не композитор, а "музыкальное оформление". Композитору нужно платить.
– Георгий Александрович, - вкрадчиво говорил Р., оставляя реплику без ответа, - вот если бы вы сами поговорили с Кочергиным... Все-таки он - главный художник, а у нас все-таки юбилей...
– Надо попробовать, - задумчиво соглашался он.
– Теперь о помреже... Виктор Соколов учится в Институте культуры на режиссерском отделении. Если назвать его не "помощником", а "ассистентом режиссера", ему зачтут работу как курсовую, и это резко повысит его заинтересованность...
– Если он не будет рассчитывать на специальную оплату. Я не возражаю, пожалуйста. Только оговорите с ним эту деталь.
– Разумеется...
– Есть еще артист Е., но он тоже занят у югослава, - советовался Р.
– Ну, это ничего, - успокаивал Гога, - он молодой, активный... Кстати, возьмите Ж. Он пришел в театр и попал в массовку, он хочет работать. И у нас будет повод его посмотреть...
Ж. мне не нравился и брать его я не хотел, поэтому нужно было пропустить несколько дней и вернуться к распределению, делая вид, что разговора о Ж. просто не было...
Я, конечно, понимаю естественное желание читателя прояснить для себя, какие актерские лица скрываются под литерами А, Б, В, Г, Д, Е и Ж, - а под этими литерами действительно скрываются реальные лица - но что-то мешает мне их назвать. Может быть, мастер уже рассчитывал на мою корпоративную режиссерскую скрытность и этот негласный уговор продолжает иметь силу?.. А может быть, назови я их по именам, меня легко будет упрекнуть в сведении мелких счетов с бывшими сослуживцами. Во всяком случае, здесь автор следует совету Гамлета и, "слушаясь внутреннего голоса", не раскрывает названных имен.
Наконец Р. удалось убедить Товстоногова назначить на роль Изоры Галю Волкову, которая в театре не работала, но была основной героиней в его студии. "Пушкинская студия" давала спектакли от имени "Ленконцерта" вблизи Кузнечного рынка и Владимирской церкви в стоместном подвальчике Музея Ф. М. Достоевского и, кажется, была, заметна по тем временам.
– Только надо будет написать в программе "в порядке дебюта", - уступая моим доводам, уточнил Товстоногов.
– Конечно!
– возликовал Р. и на радостях выложил: - Знаете, Георгий Александрович, я нашел в нашем музее докладную записку тридцать первого года с предложением назвать тогдашнюю малую сцену именем Блока!..
– Да?
– удивился он.
– Ей-богу!
– поклялся Р.
– Старый музей находился там, где у нас зрительский буфет, и это помещение уже давно предложили переименовать в "Комнату имени Александра Блока".
– Это интересно, - сказал Гога.
– Тогда идея почему-то не прошла, а теперь мы могли бы к этому вернуться. Блок сделал для театра, мягко говоря, не меньше, чем Горький: Большой драматический театр имени Горького и Малая сцена имени Блока.
– Это удачная мысль, - встрепенулся Гога.
– Кто это предложил?..