– Я слушаю.

– Говорил ли ты кому-нибудь о работе своего брата?

– О какой работе?

– Твой брат Венсан придумал новое лекарство. Ты знаешь об этом?

– Я не ходил в школу так долго, как он.

– Венсан любил тебя. Наверное, он рассказывал тебе о том, что сделал потрясающее открытие.

– Нет.

– Поклянись своей собакой!

– Я клянусь.

– Я нахожу, что она симпатичная, но я продырявлю ей башку, если ты мне врешь.

– Я не вру. Я живу совсем один. Иногда я звоню Люси, чтобы услышать ее голос.

– Да, но ты говоришь с ней о Венсане.

– Я не знаю, о чем с ней еще говорить. Она тоже умная. Как мой брат. А я - сами видите…

– А с другими? Ты говорил о своем брате с другими людьми?

– Нет.

– Ты, наверное, гордишься, что у тебя такой брат?

– Нет.

Человек из Преисподней повертел стакан, вид у него был задумчивый и печальный. Потом он снова заулыбался, глаза превратились в щелки. Он сказал:

– Ты ведь любишь вино, Антонен?

– Люблю.

– Значит, ты ходишь в кафе. А в кафе люди обычно беседуют. Особенно зимой, чтобы согреться.

– Я не хожу в кафе. Я пью вино дома.

– Это правда, последние три дня, и даже еще до похищения собаки, он в кафе не ходил, - признал, вставая, молодой человек.

– Ты правильно делаешь, - сказал тот, из Преисподней.
– Тебе гораздо лучше пить дома, чем в кафе.

Он встал и направился к двери, и слуга сделал то же самое. Он не спрятал пистолет, и Антонен подумал, что с такого расстояния он может убить Цербера, не запачкав костюм. Он опять мысленно попросил стража, чтобы они оба ушли и чтобы ему не нужно было больше бояться. Однако голос стража прервал его молчаливую молитву:

– А теперь должно произойти две вещи, Антонен.

– Какие?

– Во-первых, ты нас забудешь. Вычеркнешь нас из памяти. Если придут люди, в особенности полиция, ты о нас не вспомнишь.

– Хорошо.

– А во вторых, мой друг о тебе не забудет. Он станет за тобой следить. Проверять, ходишь ли ты в кафе и говоришь ли о Венсане.

– Хорошо.

– Лучше разговаривай со своей собакой. Потому что если ты станешь разговаривать с людьми, ты уже никогда не сможешь разговаривать со своей собакой.

– Просто потому, что она умрет, - добавил слуга, пряча пистолет в кобуру, висевшую у него под черным пиджаком и застегивая его.

– Тебе понятно, Антонен?

– Да.

– Правда понятно?

– Да.

Слуга улыбался, так что опять был виден его сломанный зуб. С этим зубом он выглядел еще моложе, просто уличный мальчишка-драчун. Но Антонену показалось, что ему, наверное, тысяча лет или больше. И все же по его глазам было видно, что он не способен прочесть мысли Антонена. «Там, в Преисподней, я научился скрывать их даже от самых могущественных».

Слуга сказал:

– Пес умрет не сразу. Вначале я привяжу его, заткну ему пасть и отрежу хвост. По кусочкам. А потом заставлю тебя эти кусочки съесть.

Тот, из Преисподней, сделал брезгливую гримасу:

– Жалко, такой славный пёсик.

21

Федерико и Ферензи сели в машину, каждый на свое привычное место.

– Он совсем плох, этот бедолага, - сказал Федерико по-французски.

Они помолчали. Потом Ферензи встретился в зеркале взглядом с Федерико и сказал по-итальянски:

– Утечка идет не от него. Кто станет слушать такого придурка?

– И не от Люси Мориа. Кто тогда у нас остается? Феликс Дарк?

– Феликса трогать нельзя, им сейчас занимается полиция. И потом, я чувствую, он здесь ни при чем. Он ведь тоже ученый. Чистый ученый.