– Вы знаете, почему она в конце концов ушла из «Корониды»?

– Ей не нравилась атмосфера, я думаю.

– Она вам не говорила ничего более конкретного?

– К сожалению, нет. Ваши коллеги расспрашивали меня об этом в течение нескольких часов, и я не мог сказать им ничего существенного. Я не знаю, почему отравили мою жену и что означает эта пластмассовая зверушка. Патрисии ничего не надо было скрывать. Она была женщиной хрупкой, одинокой и… вы мне позволите закурить? Я знаю, в кабинетах курить запрещается, но…

– Курите.

Жюльен Креспи зажег сигарету и с явным облегчением сказал:

– По телефону вы мне говорили, что расследуете еще одно дело об отравлении.

– Стрихнином. Убийца оставил подпись. Слово «Кобра» на паркете.

– А чем написано?

– Кровью жертвы.

– Кто жертва?

– Один ученый, Поль Дарк.

– Дарк? Да это же друг моей жены!

– Она не говорила вам, что его убили?

– О нет! Но они знали друг друга со студенческой скамьи. Потом встретились в Институте Пастера. И еще раз - в «Корониде».

– А вы были знакомы с Полем Дарком?

– Мы виделись однажды.

– Когда это было?

– Когда? Три или четыре года назад, кажется. В Риме.

– Продолжительный уик-энд на вилле Андрованди?

– Да, да, именно так. «Коронида» тогда устроила пышный прием.

– На этом приеме вы ничего особенного не заметили?

– Что вы имеете в виду?

– Ну, между вашей женой и Дарком, например.

– Почему я должен был что-то заметить?

Брюс объяснил, что у Дарка была любовница, но никто не знал, кто она.

– Только не Патрисия, - спокойным голосом заявил Креспи.

– Вы уверены?

– Уверен, иначе она бы мне сказала. Это в ее духе. Про Марко Ферензи я же знал.

– И тем не менее она не говорила вам о смерти Поля Дарка.

– Это не одно и то же.

Она бы мне сказала. Эти слова застряли у Брюса в голове. Еще одна история из разряда тех, которыми мужчины делятся друг с другом и которые остаются между ними до поры, пока не возникает нужда ими воспользоваться. «Она бы мне сказала». Одни женщины говорят мало, чтобы хранить свои секреты, другие много, чтобы еще надежнее хранить свои секреты. Недавно ему показалось, что Мартина хотела еще что-то сказать по поводу того, как танцует змея, будучи глухой. Он прервал ее. Теперь он почему-то жалел об этом.

Надо было отпускать Жюльена Креспи: он явно ничего не знал. К тому же в ночь убийства жены он находился в деловой поездке во Франкфурте, а в день смерти Поля Дарка - в Мангейме. Вид у него действительно усталый. Подавленный. Так выглядит человек, только что узнавший о смерти того, с кем прожил значительную часть своей жизни.

Брюс посмотрел на часы. Опять слишком поздно идти к Виктору.

Виктору Шефферу снился тот же самый кошмарный сон, что и накануне. Совсем как в действительности, он лежал на своей больничной койке, один в палате, ночью. Но в отличие от действительности грезившаяся ему палата, в которой на потолке отсутствовали лампы-ночники, была погружена в темноту и к тому же он мог открыть глаза. Он привык к темноте и различал предметы. И даже очень хорошо различал. Часть кровати, прямоугольник окна, ночной столик, умывальник, два кресла - в палате одновременно могли находиться не более двух посетителей, - приоткрытая дверь. Именно эти предметы он видел, пока его не усыпили.

В снившемся ему кошмаре шум кольцевой автодороги превратился в чье-то дыхание. Шеффер искал, откуда оно могло доноситься. Казалось, дышал человек. Спокойно, размеренно. Шеффер из сна повернул голову к окну в надежде увидеть соседнюю кровать, а на ней другого больного, спящего и мирно дышащего во сне. Но другой кровати не было. Тогда Шеффер повернул голову вправо и увидел, что кто-то сидит на краю его кровати и смотрит на него. Еще одна фантазия, потому что никто не может сесть на эти слишком высокие кровати да еще с заградительными перекладинами. В темноте Шеффер не мог рассмотреть лицо посетителя, но он знал, что это друг.

Одна деталь превращала сон Шеффера в настоящий кошмар: он знал, что этот друг, с приятной, по всей вероятности, внешностью, имел намерение его убить.

24

В отношении Патрисии Креспи ничего не прояснилось. Она бы мне сказала. Ничего она не сказала. Все те, кого так или иначе касалось это дело, кроме Жюстена Лепека, охотно давали показания, однако никто не мог сообщить ничего существенного. Кобра издавала некое шипение, но что оно означало, никто не понимал. Алекс Брюс сидел дома в своем кабинете на улице Оберкампф и не выпускал из рук телефон. Номер на улице Клапейрон не отвечал, и мобильник Мартина отключила. Пришло сообщение: голос Мартины произнес одно только слово: «Вам». Это могло означать «Говорить Вам», подумал Брюс, или «Играть Вам», или же «Я принадлежу Вам». Поэтическая, в сущности, натура, эта Мартина Левин. Но колодец. Всегда колодец. Колодец любви. А любовь не может прекратиться, этот колодец неисчерпаем. Как неисчерпаемы и наши сомнения.