— Когда я приехал за тобой в Хомейну-Мухаар, Малина была чэйсулой другого.

Я забыл о ней. Я думал только о тебе.

— Но теперь ты не можешь больше не думать о ней.

Он подвинулся к ней и взял в ладони ее лицо:

— Я не оставлю тебя.

Аликс пыталась сдержать дрожь:

— Что же ты скажешь, Дункан?

— У нас одна толмоора, Аликс. Даже если ты не чувствуешь этого, то чувствую я. Я не оставлю тебя, — он вздохнул, нахмурил лоб, — Малина будет моей чэйсулой, как я и обещал ей, когда мы были детьми, но в моей душе место

— тебе.

Мэйхи имеют все права в клане, их почитают… среди Чэйсули это не вызывает презрения. Я оставлю тебя рядом со мной.

Аликс схватила его за запястья и рывком отняла его руки от своего лица:

— Что же ты тогда обещал мне? Что ты говорил мне в пещере, когда я согласилась зачать от тебя, чтобы никто — даже ваш Совет — не разлучил нас?

— Аликс…

— Я не стану ничьей любовницей, Дункан… даже твоей. Я даже подумать об этом не могу… Наверно, это мое запятнанное хомейнское воспитание! — она бросила на Дункана яростный взгляд. — Думаешь, то, что я сделала, так легко для девственницы?

— Аликс…

— Нет.

Он протянул к ней руку — она отстранилась.

— Что бы ты сделала сейчас, если бы могла?

Она помрачнела, понимая, что значит этот вопрос. Дункан мог отказать ей в возможности покинуть клан, Аликс ожидала этого.

Но все же попытаться стоит…

— Я уеду назад к Кэриллону.

Лицо Дункана застыло как маска, но он не смог скрыть холодную ярость — она пылала в его желтых звериных глазах:

— Чтобы стать любовницей принца?

— Нет. Чтобы он помог мне, — Аликс разглядывала дыру на юбке, избегая взгляда Дункана. — Он поможет мне во всем, о чем бы я не попросила. Он так сказал.

— Ты не можешь уйти, малышка, — мягко сказал он. — Я понимаю тебя, но не могу позволить тебе уйти.

Она смяла рукой бархат платья:

— И каковы же причины этого запрета, вождь?

Черты лица Дункана смягчились:

— Ты ведь могла забеременеть. Аликс поняла. Она гневно прижала кулачок к животу:

— Если я забеременела от тебя, я скажу, что у ребенка нет отца и воспитаю его сама!

Дункан побледнел и, пошатываясь, словно раненый, поднялся на ноги. Он грубо схватил девушку за руку и рывком поднял на ноги, не обратив внимания на вырвавшийся у нее крик боли:

— Если ты забеременела от меня, ребенок мой!

Она стиснула зубы и прошипела:

— Разве у тебя уже нет неродившегося ребенка, Изменяющийся? Во чреве женщины, которую ты возьмешь чэйсулой!

— Если он мой, он останется со мной, как и твой ребенок, если ты родишь его!

Она побелела от боли, которую причиняла ей его жесткая хватка:

— Ты не можешь забрать ребенка у матери!

— Здесь ты живешь среди Чэйсули, — угрюмо промолвил он, — и должна подчиняться нашим законам. Если ты не останешься со мной, так тому и быть, но если ты зачала, ребенок принадлежит мне… Он — новое звено пророчества.

Аликс заговорила громче, стараясь перебороть боль:

— И ты принудишь меня к тому, что сделала когда-то моя мать… ты вынудишь меня бежать? И родить ребенка в одиночестве?

Дункан притянул Аликс к себе, но это вовсе не был нежный поцелуй влюбленного. Он заставлял ее, как прежде Финн — а она ненавидела любое принуждение.

Ей захотелось ударить его — но ее рука оказалась прижатой к его груди.

Медленно, слов но бы против воли она подняла ее и обняла Дункана за шею, притянув его к себе. Словно боль, которую он причинил ей, разбудила в ней что-то иное, и она почувствовала, как сильно он нужен ей.

— Чэйсула, — прошептал Дункан, касаясь губами ее губ.

Аликс вырвалась из его рук:

— Нет! Ты сказал, что изберешь другую… а я не буду твоей любовницей!

Его губы сжались в тонкую линию.

— Тогда ты не будешь ничьей чэйсулой. Она вскинула голову:

— Не буду.

— Ни мэйхой.

— Ни мэйхой.

Его глаза странно заблестели:

— Ты признаешь в себе кровь Чэйсули, Аликс? Ты подчиняешься нашим обычаям?

— У меня нет выбора!

— Ты принимаешь их?

— Да! — с горечью выкрикнула она, не понимая, чего он от нее добивается.

— Тогда ты должна принимать все законы. Она вызывающе посмотрела на него:

— Принимаю.

Его рука скользнула к поясу и вновь поднялась с ножом. Аликс в ужасе шарахнулась от него, но Дункан поймал ее за косу и одним ударом обрезал ей волосы у самой шеи. Тяжелая коса осталась в руках Дункана, Аликс, сдавлено вскрикнув, схватилась за неровно обрезанные волосы. Дункан не проронил ни слова.

— Что ты сделал?

— Это обычай Чэйсули, — ответил он. — Когда женщина отказывается от своего места в клане как чэйсула или мэйха, она обрезает волосы, дабы все знали о ее решении. Тогда она уже не может передумать.