– Она его еще как-то назвала, один раз в машине, когда ее в дом этого Али везли. Только один раз, больше она его так не называла.

– Ну?! Вспомни.

– Никак не могу, гадом буду, не помню. Имя такое простое, но никак не вспомню. Он сказал, что она обозналась. Но я маракую, что не обозналась она, по морде его видел, что не обозналась. А имен я не запоминаю, память у меня на имена плохая.

– Ну хоть примерно? Иван Иванович? Петр Петрович? Пал Палыч?

– Нет, что-то другое. Длиннее... Митрофанович, что ли? Или нет, Поликарпович... Ну, не могу, вспомнил бы, не могу!

– Вспомнишь... Сейчас дело не в этом. Дело в Другом. Тебе бога или черта надо молить, чтобы с ней все было в порядке. От этого зависит, каким способом ты закончишь свою прекрасную жизнь, Глуздырев. И ты, и твои друзья. А пока есть время, расскажи вот о чем - как ты организовал убийство Султана Гараева? Еще, кстати, твой кровник. Ну, Крутой, грузины будут с чеченцами за твое драгоценное тело бороться, а я думать, кому из них тебя отдать. Ну и дел ты натворил на белом свете. Сколько тебе лет?

– Двадцать девять.

– И столько всего за тобой. Так как? Колись раз начал, облегчи душу.

– Позвонил из Турции Симе, попросил Султана у себя принять четырнадцатого октября. Он его хорошо знает, сам Султан говорил. Сима ему сказал, что в этот день от нас будут важные сведения. Он должен был прийти. И пришел.

– Дальше что?

– Позвонил из Турции Эвелине, бабе своей. Попросил отравить его.

Генрих, сидящий за рулем, едва заметно покачал головой, а Раевский хмыкнул.

– Вы распоряжаетесь чужими жизнями, как будто они принадлежат вам. А у Гараева, между прочим, четверо детей. Ну так что? Давай, выливай свои помои, что в себе держать?

– Позвонил Чалдону, попросил пристрелить их всех.

– Логично... А в Москву зачем приперся?

– А как же? Дело делать надо.

– А зачем же ты мне говорил, что Варя плоха? А теперь говоришь, что все в порядке.

– Да в порядке она, в порядке, - испуганно бубнил Крутой.
– Пугал я вас просто. Не для того мы ее... Ради денег только... Отпустили бы, если бы вы заплатили...

– И сколько же вы хотели с меня содрать, если не секрет? .

– Мы спорили... Валерий Иванович предлагал сто миллионов. Яков соглашался, а я считал, что загнули, говорил, что пятидесяти хватит. Ну, сошлись на семидесяти пяти.

– Добрый ты, однако, - усмехнулся Раевский.
– Карман мой жалеешь. А твой Валерий Иванович прав, я бы и больше заплатил. Дочь ведь она мне, единственная дочь, понял ты, горилла безмозглая? Ну, моли бога, чтобы с ней все было в порядке, а то мать проклянешь, что родила тебя. Пока она не найдется, с нами будешь, в нашей тюрьме. У нас лучше, чем в Бутырке. А сейчас пересядешь в другую машину, - произнес Раевский.
– Не могу с тобой рядом находиться. Воняет от тебя очень уж круто, с бабы же тебя сняли.

– Не успел он, - добавил Генрих.

– Это плохо, - покачал головой Раевский.
– Теперь уже никогда не кончишь, разве что только в кулак. Давай вылезай, тащите его в ту машину, - указал он на белую "Ауди", где сидели Юра и Саша.

Крутого пересадили в "Ауди", а в "Мерседес" пересел Сергей.

– Не признался, что убил Олега?
– процедил сквозь зубы Сергей.

– Говорит, что не он. Не горячись, он еще не все нам рассказал. Он ответит по полной программе, ты не беспокойся. Но сейчас главное спасти Варю. И снова не натворить ошибок. На этом этапе мы все, полагаю, сделали, что могли...

– Наверное, вы правы, - согласился Сергей.
– И все же очень интересно вот что. Все говорили, что у Марины потеряна память, и Гараев, и жены Сулейманова...

– Да, вот тут еще что выяснилось. Крутой говорит, что она узнала в одном из бандитов кого-то, ей хорошо знакомого, и назвала его каким-то именем...

– Каким именем?

– Он не может вспомнить. А вспомнить должен. В этом деле все важно. А ты, чувствую, хотел было с ним счеты за Олега свести. Рано, рано, он еще не все рассказал. Хотя... это как раз может быть следствием болезни, - продолжал размышлять вслух Раевский.
– Она приняла незнакомого ей человека за знакомого, только и всего. Я не придаю этому серьезного значения.

Зазвонил телефон Раевского.

– Владимир Алексеевич, - услышал он голос своего телохранителя Юры, едущего в другой машине.
– Этот что-то вспомнил и хочет вам сказать.

– А ну-ка, давай его.

– Это самое...
– послышался в трубке хриплый бас Крутого.
– Вспомнил я вдруг то имя, которым ваша дочь назвала Валерия Ивановича...

– И что же это за имя?

– Петр Ефремович, нет, вру - Павел Ерофеевич...

– Павел Ерофеевич?
– переспросил Раевский, бросая взгляд на Сергея.