Шрифт:
Марии очень хотелось посмотреть сейчас на мать. Наверное, та в изрядно обалделом виде. И не удивительно! Судя по всему, у старухи Норман после того, как к ней тоже явился мумик, совсем башня рухнулась.
– Мария! Маменька у вас?
В отличие от деда Шухарта. Стефан Норман всегда начинал разговор первым.
– Да, у нас.
– Языком молотит, как всегда?
– Беседует с мамой, - дипломатично ответила Мария. Тебя, тормоз, мне еще не хватало, подумала она.
– О чем?
Мария пересказала содержание разговора матери со старухой Норман.
– Так-так, - сказал Стефан.
– Старая стерва сделала выводы из происходящего с точностью до наоборот… Послушай, Мария, у меня к тебе есть просьба. Объясни ей суть. О том, что в нашем доме бардачишь ты, можешь не рассказывать. Пусть виновником буду один я. Все равно ведь ты делаешь все это по моей просьбе.
Мария подумала и ответила:
– Я не могу объяснить ей суть. Такая новость будет для нее слишком крутой.
– Тогда грохни старуху.
– Слова сыпались, как песок в песочных часах, - равнодушно и размеренно.
– Ведь ты можешь и это.
Да, подумала Мария, это я могу и могу очень чулково. Но неужели мама родила меня только для того, чтобы я помогала давно умершим и убивала живых!
– Прикончи ее сам.
– Но ты же знаешь, какое у меня тело. Пока я воткну в нее перо, она тысячу раз проснется и когти рванет.
– А может, после твоей попытки ничего больше и не потребуется. Она или просто испугается, или сшурупит, в чем прикол. И в том и в другом случае она тебя отпустит.
– Как бы не так!… Она и раньше-то не шибко шурупила, а уж теперь от радости и вовсе что-либо соображать перестала. Впрочем, главное совсем не в этом. Как я ей в глаза посмотрю, когда она умрет?! Пусть я и не люблю мать, но убивать собственными руками не стану.
– Я убивать твою мать тоже не стану, - сказала Мария.
– Как же ей объяснить, что мне мое возвращение домой не нравится?
– Уйди на подзарядку и больше не появляйся.
– Если бы… - Голос Стефана стал печальным.
– Мы же над собой не властны. Пока она этого желает, я снова и снова буду к ней возвращаться. Окажись я стариком, как твой дед, мне бы, может, и улыбалось, что я кому-то нужен. Даже в таком виде… - В голос вернулось ожесточение.
– Но меня она и при жизни своими заботами достала!
– Тогда напиши ей письмо, - сказала Мария.
– И отвали от меня! Я не стану грохать твою мать. И разбрасывать вещи у вас в доме больше не буду. Потому что это совсем не детские шалости, как кажется твоей матери.
– Погоди, Мария… - Стефан хотел продолжить уговоры, но она изгнала его из своего сознания.
А внизу две озабоченные своими детьми женщины уже прощались.
– Пойду я, - сказала старуха Норман.
– Посмотрю, что он там за это время натворил. Знаешь, Гута, оказывается, еще есть для чего жить!
Мать закрыла за нею дверь. В доме вновь наступила тишина. Мария перевела дух и вернулась к учебникам. Тишина длилась минут пять, а потом раздался привычный командирский голос:
– Веточки корявые, куда это ты собрался? А ну-ка ложись!
– Мне надо, - сказал папа.
– Уж больно часто ты к ней бегать стал!… Теперь-то я понимаю, почему она так желала, чтобы я отправилась в Зону.
– Ничего ты не понимаешь. И не поймешь никогда. Пусти!
– Не пущу!
– Пусти! Не к ней я.
– Тогда тем более не пущу.
– Пусти меня, сука!
– взревел папа.
Послышался шум - похоже, что-то упало.
Хлопнула дверь. Потом загудел привод гаражных ворот, и заурчал двигатель старого «лендровера».
И тут мать закричала внизу заячьим голосом:
– Мари-и-и-я-а-а!
Мария выскочила из комнаты, ссыпалась вниз по лестнице.
Мать полулежала в прихожей, опираясь правой рукой об пол, а левой держась за грудь. Платье на груди было разорвано.
– Останови его, Мария! Останови отца, ради Бога! Ведь ты же можешь это сделать! Я знаю!
Когда тебе нужно, ты все знаешь, подумала Мария. Но я не властна над людьми. Потому что способность остановить человека - как и способность убить его - вовсе не равнозначна власти над ним. Гораздо важнее умение побудить его к действию. Или к мыслям.
– Могу.
– Она принялась поднимать мать с пола.
– Но разве это то, что отцу сейчас нужно?
– Да он же в Зону поехал! В Зону!!! Понимаешь ты это?
– Понимаю. Вставай. Смотри, синяк какой.
У Гуты задрожали губы, затряслись руки.