–  По-моему, вы не были социалистом. Я вас не понимаю, - возразил Самсонов.
– Разве вы не заметили, какой подъем? Именно народная душа выплескивается в такие минуты... Мы заступимся за маленькую беззащитную Сербию, это наш долг!

–  А проливы?
– спросил Шиманский.
– Никакой это не долг, а чистой воды помещичий феодализм толкает нас воевать ради хлебной торговли. И для отвода глаз - все эти общеславянские задачи, маленькая Сербия, историческое наследство на Востоке, какое, скажите на милость, у нас может быть наследство от Византии?

–  А религия?
– спросил Самсонов.
– А сострадание славянам? Я знаю ваши штучки: промышленная выгода, прогресс! Какой был прогресс, когда ваш собрат из Владивостока Бринер и затем полковник Безобразов затеяли возню в Корее с лесными концессиями? Разве в России мало леса? Так нет же, полезли, столкнули нас с Японией. А что вышло? "Япошки-макаки, а мы - кое-каки". Вот ваш прогресс, Петр Иосифович! Россия жила сотни лет по-своему, ее вам не переделать.

–  Напрасно вы не видите резона в моих словах, - сказал инженер.
– Я тоже против войны. Нечего нам ни с кем связываться. Наша держава так велика, что ее рынок внутри огромен, продавай, что хочешь - все пойдет. А ради помещиков и хлебных спекулянтов начинать войну - зачем?

–  Никто ради спекулянтов!
– крикнул Самсонов.

–  Да, разумеется, в газетах напишут что-нибудь патриотическое. А в основе - все в России до сих пор повернуто в прошлое. Будь у промышленников политическая сила, мы бы удержали страну от пагубного шага.

–  Нет, - сказал Самсонов решительно.
– Наибольшая для России опасность - растерять наши исторические идеалы, потерять живой религиозный дух. Без веры нет человека, без веры он - только умный зверь.

–  И кончится страшным разгромом нашего хозяйства!
– Тоже громко произнес Шиманский.
– Мы надорвемся! Никакая религия не спасет. И что печально, пострадают самые активные, образованные силы. Народ-богоносец вспорет им животы. А после - наступит средневековье.

–  Плохой из вас пророк, Петр Иосифович!
– буркнул Самсонов.
– Не хочу с вами ссориться, помню вас совсем другим человеком...Большая с вами произошла перемена.

–  Никакой перемены. Мы накануне войны, а война...
– Шиманский не договорил, встал и на прощанье сказал: - Храни вас Бог, Александр Васильевич.
– За ним закрылись двери купе.

–  Шпак!
– презрительно вымолвил адъютант.
– Вот такие шпаки все и портят.

На сей раз адъютант был полностью прав. Но эти слова - о хлебных спекулянтах! Они перекликались с самсоновскими мыслями о причинах японской кампании, - как это увязывалось?

* * *

На третий день мобилизации Самсонов прибыл в Варшаву. Яков Григорьевич принял его незамедлительно во дворце Бельведер в парке Лазенки на берегу озера. Высокий старик с землисто-желтым лицом не был похож на старшего вахмистра Жилинского, совсем состарился Яков Григорьевич.

Война уже была объявлена, Самсонов узнал о ней в дороге, пережив волнение и нетерпение. Теперь в кабинете командующего Варшавским округом, а вернее - главнокомандующего Северо-Западным фронтом, Александр Васильевич был собран и спокоен.

В кабинете был начальник штаба фронта Владимир Александрович Орановский, высокий голубоглазый блондин, знакомый Самсонову еще с Маньчжурии, где полковник Орановский служил в штабе Линевича, своего тестя.

–  Вспоминаете?
– добродушно спросил Орановский, кивая на окно, за которым зеленели липы королевского парка. Владимир Александрович выказывал уважение к герою прошлой войны, свидетельствовал, что в Варшаве не забыли, что Александр Васильевич здесь служил дважды, первый раз - еще при старом Гурко, а второй - после Маньчжурии.
– - Помню, как Гурко нас воспитывал, сказал Самсонов.
– Он за Горный Дубняк чувствовал свою вину...
– И, не вдаваясь в воспоминания, спросил о частях своей армии и ее штабе.

Орановский на это ответил вполне удовлетворительно, но говоря о штабе второй армии, который создавался, как и штаб фронта, на базе штаба округа, Владимир Александрович взял чуть извинительную интонацию.

Еще бы! Самсонов понял: Жилинский оставил себе весь лучший кадр.

–  Я бы предпочел сам сформировать свой штаб, - заявил Самсонов.
– Ни Постовского, ни Филимонова я не знаю.

–  В данную минуту твое пожелание неисполнимо, - сказал Жилинский.
– И нечего об этом говорить.

–  Почему же нечего?
– удивился Самсонов.
– Ты, Яков Григорьевич, должен понимать, какое значение имеет согласованность командующего со своим штабом. Коль я командующий, то я имею право выбрать себе соратников.

–  Ты командующий, Александр Васильевич, верно. Но есть и главнокомандующий и Верховный командующий, - скрипучим голосом высокомерно произнес Жилинский, осаживая Самсонова.
– Я знаю Петра Ивановича Постовского. Владимир Александрович его знает. Отличный был генкварт. И Филимонов зарекомендовал себя в Новогеоргиевской крепости с лучшей стороны. Чем же ты недоволен?