И вдруг тётя Яна становится именно такой. Вся приветливость исчезает с её лица, как только узнаёт она о том, что дети были у часовщика Венцла.

– Мне это не нравится, - говорит она строго.
– Да и вообще мне кажется, что он хулиган или сумасшедший. Сами видели, у него полна квартира часов, а кому приятно это слышать?

– Вот видишь, Адам!
– И Отка с упрёком качает головой.

– Ничего не вижу, - говорит Адам.

– И раз уж мы заговорили об этом, - продолжает тётя, вся изменившись в лице, - то я сразу же вам наказываю: никого не впускайте в квартиру. Пусть стучат хоть целый день, пусть звонят или даже умоляют.

– Мы никого не пустим.

– Телефонную трубку не снимать, пусть звонит хоть полчаса.

– Хоть полчаса, - повторяют дети.

– Воду понапрасну не открывать.

– Не будем.

– К газу не прикасаться, будете варить себе на электрической плитке.

– Хорошо.

– Иначе произойдёт катастрофа. Что такое катастрофа, знаете?

– Например, землетрясение, - приводит Отка как пример.

– Ты рассуждаешь правильно, - хвалит её тётка.
– Здесь мы не в деревне.

– Мы в Праге, - хмуро замечает Адам.

6

И вот наконец ребята отправляются спать, ждут не дождутся, когда же придёт настоящая пражская ночь. Диванчик Адама поближе к окну, Отка лежит от окна подальше. Они слышат, как тётя Яна стелит себе постель и что-то ещё прибирает. Но уже её не видят. За окном темнеет. За стеной нежно, тихо бьют часы пана Венцла. Детям хочется спать, но уснуть они не могут.

– Адам, - шепчет Отка.

– Что?

– Мне грустно, скажи что-нибудь.

– Ну что тебе?

– Давай вспомним деревню.

– Давай. Вот наши ворота, наш забор, крыша наша и труба, огород и сад, и гвоздика, и наши лилии. И кошки. И куры. Наш Азор.

– Я тебя слушаю, - говорит Отка.
– А теперь ты посвисти, только шёпотом.

– Да отстань, пожалуйста!
– ворчит Адам, но всё-таки тихонько насвистывает. Он свистит, спрятав голову под одеяло, и похоже, будто он действительно свистит шёпотом.

– Адам!

– Чего тебе?

– А тебе не кажется, что это странно?

– Что?

– Помнишь, когда должен был появиться Яхимек, то ведь мама но могла влезть в платье. Ты тогда заметил?

– Ну конечно, заметил.

– А как же вот сейчас с тёткой? Говорит, будет ребёнок, а сама худая. Ты что-нибудь понимаешь?

Адам молчит и про себя удивляется, как он этого не заметил.

– Тогда не понимаю, - произносит он с сомнением.
– Да ты не обращай на это внимания. Радуйся, что мы в Праге.

– Да, сегодня я что-то не очень радуюсь, может, завтра буду побольше, отвечает Отка и тут же засыпает.

Адама это почему-то огорчает, но потом он засыпает тоже.

7

Утром ребят никто не будит. Тётя Яна ушла на работу, когда не было ещё шести часов. И всё-таки Адам с Откой просыпаются рано, может, потому, что не слышат деревенских петухов. Но вставать им не хочется.

– Что-то я не могу встать, у меня, наверное, ноги отнялись, - говорит Адам.

– А я встану, оденусь и пойду гулять. Может, опять придёт тонконогая собачка, - мечтает вслух Отка, но на самом деле вставать она не собирается, только блаженно потягивается.

Наконец Отка с Адамом договариваются, что, пожалуй, им лучше поругаться между собой, тогда они рассердятся и вскочат. Отка начинает кричать: "Ты всё врёшь!" И Адам действительно выскакивает из постели и хватает Отку за волосы. Отка от него удирает. Из постелей вылезают таким образом оба. И потом минут десять над этим смеются. Но вдруг сразу же перестают смеяться. Адам замечает бумагу, вернее, записку, которую тётя оставила им в кухне на столе. Он читает, старательно разбирая каждое слово.

"Вы оказались в семье, где любят порядок", - сказала им вчера вечером тётка, укладывая их спать, а теперь повторяет то же самое, наказывая, как они должны в этой семье жить. Всё довольно просто, только очень мало, что можно, и почти ничего нельзя. Дети могут сварить себе то, что они умеют: продукты находятся в холодильнике и в шкафчике, картофель в подвале, деньги в левом горшочке, в буфете. На улицу ходить не рекомендуется, лучше сидеть на диване.

– Ну как? Слышала?
– спрашивает Адам.