Тогда дядя Кирша встал со своего места, и даже ложку забыл положить в тарелку - она так и осталась в его руке, - и подошел к окну. По подбородку у него бежала розовая струйка борща, он ее сначала не замечал, а когда заметил, то ладонью растер по щеке.

– Я люблю молодежь, - сказал он тете Груше.
– Никакие они не хулиганы, просто вместе проводят время.

– Держись от них подальше, - расстроилась тетя Груша.

– А я с ними на равных!
– выкрикнул он.

Он стоял и улыбался, и мне очень не нравилось, что у него на щеке засохло пятно борща, а между зубами висит желтоватый клочок капусты. Я обдумывала, как это исправить.

– Борщ остынет, - рассердилась тетя Груша.
– Сейчас же садись за стол!

И мне показалось, что она не хочет, чтобы те, на улице, заметили нашего дядю Киршу; как он стоит и некрасиво улыбается и держит мокрую ложку в руке. Дядя Кирша попятился назад, не отрывая глаз от окна. Я быстро перебежала кухню и, как только он собрался сесть обратно за стол, выхватила из-под него табу-ретку.

– Яичница!
– только и успела ахнуть тетя Груша. Дядя Кирша медленно осел на пол, и тогда она закончила: - Готова.

– Готово, - слабо отозвался дядя Кирша, сидя на полу.
– Лель-ка, ты зачем отодвинула табуретку?

– Я не двигала, - тут же сказала я.

– Ах ты!
– замахнулся на меня дядя Кирша, тяжело поднимаясь.

– Не сметь!
– грозно вступила тетя Груша.
– Ребенок по-шутил!
– и поставила на стол яичницу без желтков.

После завтрака я пошла посмотреть в окно, но уже без бинок-ля. Своды деревьев вздрагивали от ветра. Ветер выворачивал лис-тья так, что они прижимались друг к другу, склеивались и даже иногда переплетались черенками. А когда он наигрался и отлетел, они потянулись за ним следом, умоляя, чтобы он не оставлял их.

Под деревьями стояли подростки и кидали в круг, начерченный на земле, перочинные ножи. Они заводили руку за спину и выкиды-вали нож из-за плеча так, чтобы он перевернулся в воздухе и по рукоять вошел в землю. Они кричали и толкались в грудь, потому что некоторые ножи вонзались в землю не полностью, а только кончиком острия. Подростки казались мне высокими, лохматыми, некоторые из них ходили в школьных формах с сумкой через плечо, небрежно сплевывали и ботинком наступали на плевок. Среди них вертелся один шестилетний коротышка. Я слышала однажды, как они называли его Паша-Арбуз. Они допускали его до себя, потому что он очень хорошо кидал ножи. А он вовсю пытался им угодить. Он докуривал их сигареты, караулил их портфели, если они куда-нибудь отходили, а когда они возвращались, он подбегал к краю тротуара и плевал на дорогу прохожим. Некоторые из прохожих ругались, некоторые не замечали. Подростки же в ответ дерзко хохотали и держали на-готове раскрытые перочинные ножи.

Я часто качалась на качелях и видела, как Паша-Арбуз бе-жит к ним и тащит за собой огромные сумки, полные хлебных бато-нов, сигарет и бутылок с пивом. Тетя Груша не раз говорила, что все это он ворует в магазине. И я думала, что она презирает его и смеется над ним, но однажды увидела, как она подала ему булоч-ку с маком и погладила по голове. Он отстранил ее руку, вырвал булочку и побежал, но потом остановился через несколько шагов и печально посмотрел на нее. А тетя Груша сказала: "Кушай, маленький".

– Как ты смела дать ему булочку с маком?
– гневно спросила я, когда она вернулась домой.

– С чего ты взяла?
– удивилась тетя Груша.

– Не отпирайся!
– крикнула я.
– Я смотрела за вами в окно!

– Лелечка, - ласково начала тетя Груша.
– Его же никто никогда не угощал!

– Так ты любишь его, - догадалась я.
– Вот в чем дело!

– А кто же его еще будет любить?

– Никто!

– Так нельзя!
– засмеялась тетя Груша.

– Можно, можно!

Но про себя я удивилась: оказывается, нельзя, чтобы тебя ни

кто никогда не любил.

Я пристально вглядывалась под своды деревьев за окном - и вдруг поняла, что по дороге мимо нашего дома кто-то идет, потому что широкоплечий коротышка Паша-Арбуз выбежал на дорогу и плю-нул. Прохожие (я их еще не видела) длинно заголосили.

– Стыда у тебя нет!
– кричал первый возмущенный голос.

– Неть, совсем неть стыда!
– подхватывал второй размягченный и веселенький голосок.

По привизгиванию я поняла, что к нам в гости идут Натка и Аленка.

Я не ошиблась. Через минуту они уже шли под моим окном. Толстая Натка в длинном черном плаще показывала кулак Паше-Арбузу и подросткам с ножами, а Аленка в маленьком красном плащике подпрыгивала и приплясывала. Я обрадовалась и побежала открывать дверь.

– Куда ты?
– спросила тетя Груша.

– К нам гости, - сказала я и потянула замок.

– Но мы никого не ждем, - удивился дядя Кирша.

Он сидел на диване и смазывал суставы коричневой мазью.