– Да. Григорьев рассказывал. В общих чертах.

– Надо побывать в доме номер тридцать, он как раз напротив "Зари", поговорить с жильцами. Может, кто из них что-то слышал ночью, заметил подозрительное...

– Понятно.

– Ну и, наконец, последнее. Вы помните Григория Астахова?

– Как же мне его не помнить?
– Максимов усмехнулся - Сам задерживал в шестьдесят пятом ГОДУ.

– Как вы считаете, мог Астахов пойти на убийство?

– Астахов? В шестьдесят пятом он не пошел бы на такое преступление. Это точно. Но за пять лет человек может измениться. Все изменяется...

– Правильно! Это, Иван Иванович, называется диалектикой.

– Астахов ведь недавно вернулся из колонии...

– Знаю. Три месяца назад.

– Совершенно верно. Мы с ним встретились как-то. Случайно. В трамвае. Я его поначалу и не узнал. А он подсел ко мне и спросил; "Помните Гришку Астахова, гражданин начальник? Так вот, был Гришка Астахов и весь вышел. Теперь я Григорий Серафимович Астахов".

– Трезвый он был?

– Трезвый. Точно. После той встречи я поинтересовался у участкового инспектора Краснова, у приятеля моего, как, мол, живет Астахов. Не замечен ли в чем. Да нет, вроде бы все нормально. Трудится. Шофером на грузовике. Краснов сказал, что у Астахова есть девушка. Поваром работает в двадцатой столовой.

– А как ее зовут? Не знаете?

– Полюбопытствовал, - ответил Максимов.
– Соней зовут. Фамилия Козырева. Сирота. Участковый Краснов отметил также, что Григорий и эта Соня каждый вечер в ее садике сидят.

– Она недалеко от него живет, от Астахова?

– Через два дома. Сидят, разговаривают. Григорий на гармонии играет. Он хорошо играет.

– Откуда вы знаете?

– Я ж его дома задерживал. Вхожу, а он сидит и играет. Душевно. И инструмент у него хороший был. Потом гармонь эту конфисковали. Жалко...

– Что жалко?

– Гармонь... жалко...

– А вы в этом разбираетесь?

Он смотрел на меня немигающими, округленными, как у совы, глазами.

– Разбираюсь, - ответил он равнодушным тоном, но послышались мне в его интонации непривычные теплые нотки.
– У меня ведь и отец и братья - мастера по гармониям и баянам. Да я и сам иной раз балуюсь, мастерю.

Он словно на миг открылся передо мной. И от неожиданности мы оба растерялись. Я первым нарушил наступившее молчание:

– Значит, играет Астахов?

– Да, - кивнул Максимов.
– Участковый Краснов говорит, что они в садике концерты настоящие устраивают. Астахов на гармонии, Соня поет, а сосед ее, Старостин - он где-то по лифтам работает, - на гитаре играет. Вот такое трио. Нет, Вениамин Александрович, сдается мне, Астахов на убийство не пойдет. Это вообще не по его натуре. А сейчас тем более. Я по рассказам Краснова так понял, что эта Соня Козырева имеет на Григория серьезное влияние.

– Ну что ж, Иван Иванович, я рад, что у нас с вами мнения об Астахове сходятся.

– Извините, Вениамин Александрович, а что Астахов натворил-то? Почему у вас интерес к нему? Думаете, он к происшествию в "Заре"...

– На стакане с вином в номере потерпевшего обнаружены отпечатки пальцев. Астаховских пальцев, Иван Иванович.

– А-а, - протянул Максимов.
– Отпечатки - это да... Улика серьезная... Хотя бывает, что и ничего за ней нет.

– Спасибо за информацию. Значит, отправляйтесь в тридцатый дом. И о Гере Казакове не забудьте.

– А что, - он внимательно посмотрел на меня,

разве когда забывал?

– Да это так, к слову, - улыбнулся я.

Максимов дошел до двери, потом остановился и обернулся.

– Вениамин Александрович, - тихо произнес он.
– Вы уже всех сотрудников по этому происшествию в "Заре" распределили? Может, вы мне поручите Астахова?..

Я даже онемел. За много-много лет это была первая подобная просьба старшего лейтенанта Максимова.

А он смотрел на меня в упор и ждал. И я понял, что и для него и для меня сейчас решается что-то очень важное.

– Дело в том, - медленно ответил я, - что Астаховым поручено заниматься лейтенанту Васютину.

– А-а, - снова протянул Максимов, и плечи у него слегка опустились, отчего он ссутулился еще больше.

– Но Васютин парень молодой, порывистый, - продолжал я, будто не замечая его реакции, - и ваш опыт будет как нельзя кстати. Вместе и поработаете, добро?

– Добро. Ну, я пойду.
– Голос у Максимова дрогнул.

4

ИЗ МАГНИТОФОННОЙ ЗАПИСИ ДОПРОСА ПОСТРАДАВШЕГО ВАЛЕРИЯ ПАХОМОВА.