— Радостным, веселым.

— Радостным?

Она исподлобья посмотрела на меня:

— Он казался сильным, был таким деятельным, возбужденным. В его жизни что-то изменилось.

— Что?

Помолчав, она выпалила:

— Мне кажется, у него была любовница.

Я чуть не упал с дивана. Люк — янсенист. Он не то чтобы выше, а скорее вне плотских удовольствий. Это все равно что заподозрить папу в том, что он украл реликвии Ватикана для перепродажи.

— И у тебя есть доказательства?

— Предчувствия. Подозрительные совпадения. — Ее взгляд стал ледяным: — Вы ведь это так называете?

— Какие же?

Она не ответила. Опустив глаза, она судорожными движениями рвала в клочки бумажный платок. В этом жесте не было горя, скорее бешенство.

— У него изменилось настроение, — снова заговорила она. — Он был возбужден. Женщины такое чувствуют. И потом, он стал исчезать…

— Куда?

— Понятия не имею. Это началось в июле. Сначала на выходные. «Работа», — говорил он. А в августе он мне сказал, что едет в Берне. На две недели. Потом он уезжал в Европу. И каждый раз на неделю. Говорил, что ведет расследование. Но я же не дура.

— А когда прекратились эти поездки?

— В октябре они еще продолжались.

Подозрения Лоры были сильно преувеличены. Люк ей просто сказал правду: частное расследование. Что-то, над чем он работал скрытно, втайне от других. Может, как раз это дело я и ищу…

— У тебя и правда нет никаких соображений, куда он ездил?

Она снова горько усмехнулась:

— Почти никаких. Но я тоже провела маленькое расследование. Я обыскала его карманы, проверила записную книжку.

— Ты рылась в…

— Так делают все женщины. Оскорбленные женщины. Тебе этого не понять. — Ее платок превратился в крошки. — Я нашла только один намек. Один раз. Билет в Безансон.

— Безансон? Но зачем?

— Откуда я знаю? Наверное, там живет его шлюха.

— А билет от какого числа?

— От седьмого июля. В тот раз он отсутствовал четыре дня. А ты говоришь, Европа…

Лора дала мне в руки вожделенный ключ. Расследование привело Люка в Юра. Я попытался ее урезонить:

— Мне кажется, ты себя накручиваешь. Ты знаешь Люка так же хорошо, как и я. Даже лучше, чем я. Его это мало интересует.

— Да уж, — засмеялась она.

— Он сказал тебе правду: он вел расследование, вот и все. Свое личное расследование в свободное от работы время.

— Нет. У него была женщина.

— С чего ты так решила?

— Он изменился. В физическом плане.

— Не понимаю.

— Меня это не удивляет. — У нее прервалось дыхание, но она взяла себя в руки и продолжала безразличным тоном: — После рождения девочек он ко мне не притрагивался.

Я заерзал на диване. У меня не было никакого желания слушать такого рода признания. А она продолжала:

— Классический случай. Я и не настаивала. Секс его никогда не привлекал. Но этим летом все изменилось. Казалось, у него появилась потребность в сексе. Можно даже сказать, он был ненасытным.

— Но ведь это скорее знак того, что ваш брак стал более прочным, разве нет?

— Бедный Матье. Вы с ним два сапога пара.

Она произнесла это без какой-либо нежности, а затем сказала:

— Возврат к пылкости как раз и есть один из признаков измены. Муж входит во вкус, понимаешь? А тут еще угрызения совести. Что-то вроде компенсации: муженек пытается возместить жене нанесенный ущерб.

Мне действительно было не по себе. Представить себе Субейра в постели — все равно что заглянуть к священнику под сутану. Раскрыть секрет, который тебе совсем не нужен. Я встал, чтобы прекратить этот разговор, и сказал наконец о цели моего визита:

— Нельзя ли мне… могу я осмотреть его кабинет?

Она тоже поднялась и разгладила складки на серой юбке, усыпанной бумажными крошками:

— Только предупреждаю, ты там ничего не найдешь. Я уже все перерыла.

Кабинет был буквально вылизан до блеска. Там царил такой же нарочитый порядок, что и на набережной Орфевр. Интересно, Лора или сам Люк все здесь прибрали? Я закрыл дверь, снял пиджак, отстегнул свой «хольстер». Вряд ли здесь удастся что-нибудь найти. Но чего не бывает, всем свойственно ошибаться, и потом, у меня полно времени.

Я обогнул письменный стол и ноутбук, чтобы взглянуть на фотографии на низком столике у окна. Амандина и Камилла на пони, в бассейне, за изготовлением масок… Открытка из Рима, подписанная мной: «Мы знали только фабрику, а я нашел завод!» Под «фабрикой священников» подразумевался Сен-Мишель-де-Сез, а под «заводом» — Папская семинария. На другой фотографии был запечатлен человек в комбинезоне, на голове — каска с налобным фонарем. Он стоял перед входом в пещеру и радостно потрясал крюками и веревками. Это, несомненно, был Николя Субейра, спелеолог, отец Люка. Люк всегда отзывался о нем с восхищением. Он погиб в 1978 году в Пиренеях на дне пещеры Жандре около двух тысяч метров глубиной. В те годы я завидовал Люку оттого, что у него был такой героический отец, завидовал даже самой его гибели. Мой отец был лишь видимостью, рекламным родителем, и умер он несколько лет спустя от инфаркта, в Венеции, в «Харрис баре», после обеда, за которым было слишком много выпито. Что посеешь, то и пожнешь.