– Они первые начали, - пробормотал я.

– Интересно! А кто же тогда мечтал прорубить окно в Европу?
– Толечка снисходительно потрепал меня по щеке.
– Наши враги - тоже люди. Такой вот интересный парадокс!

– Если человек - враг, его уничтожают, а если враг - человек, его почему-то щадят. Абракадабра это, а не парадокс!

Пронин со значением поднял указательный палец.

– В том-то и дело, что не абракадабра. От перестановки неслогаемых...

– Мест слагаемых!

– Что?

– Я говорю: мест слагаемых.

– Да?.. А я не так учил, - он недоверчиво склонил набок голову, медленно повторил: - От перестановки неслогаемых... Ну да, точно!.. Чего ты меня путаешь путаешь!

– Ничего не путаю! Такое бывает. Мой дядя тоже удивлялся, когда по радио вдруг объявили, что в космос запустили Юрия татарина. Он был маленький, но уже интернационалист и, никак не мог понять, почему вместо фамилии с отчеством упомянули национальность. Так и недоумевал несколько лет.

– Славно!
– Толечка Пронин закивал.
– Вот и в Нотебурге то же самое... Ведь это же знамена - честь и достоинство нации! Зачем же, спрашивается, по земле? По грязи да по болоту?.. Ан, нет! Это у нас специально - рылом в грязь! Знай, мол, наших! И помни!.. Между прочим, калибр древних российских пистолетов был четырнадцать миллиметров. Позднее его дотянули до семнадцати. А тот же пулемет Дегтярева - всего-навсего двенадцать. Я это к тому говорю, что освенцимов тогда, может, и не придумали, но времена тоже были крутые.

Я кивнул, и память вновь оставила меня. Подчеркиваю - память, но не сознание. Такое со мной тоже иногда случается.

Запомнился такой колоритный кусок, - выбрели на площадь перед зданием исполкома. Толечка засмеялся. Высеченный из камня Свердлов стоял почему-то в меховой шапке.

– Вот она моя шляпа!..

Мы приблизились, и шапка взлетела, рассыпавшись стаей голубей. Толечка свистнул и замахал руками. Следуя его примеру, я вложил пальцы в рот и снова потерял память.

Ее вернул язык пса, энергично облизывающего мне лицо. Я поднял голову и кое-как поднялся. Толечка довольно захохотал.

– Видал-миндал! Вот что значит целебная сила слюны. Раз-два, и ожил!

Я мутно поглядел на пса. Он был худющий и грязный, но смотрел на меня радостно и приветливо. Моему оживлению он был рад не меньше Толечки.

– Кто это?

– Волк. А может, волчица, - Толечка взглянул на пса чуть сбоку и утвердительно кивнул.
– Точно, волк... Дал ему, понимаешь, кусок хлеба и вот никак теперь не могу отвязаться.

– Пусть идет с нами.

– К Тамаре? Не-е... Она его не пустит. Она и кошек-то боится, Толечка сделал вдруг страшное лицо и заорал на пса.

– А ну иди домой, дурак! Домой! Слышишь?..

Пес улыбнулся и завилял хвостом. Добрую шутку он уважал и ценил.

– Вот кретин! Пошли от него!
– Толечка махнул рукой.
– Пусть остается.

Мы двинулись по тротуару, и пес покорно затрусил следом.

– Быстрее!
– Пронин побежал, увлекая меня за собой. Задыхаясь, мы одолели квартал, попетляв каким-то двориком, влетели под арку и затаились. На всякий случай Толечка даже прижался к стене. Пару секунд спустя, пес сунулся мордой в арочную полумглу и, разглядев нас, успокоено присел. Он тоже немного запыхался.

– Вот гад! Я думал, не заметит, - Толечка расстроенно сплюнул.

– У них же нюх.

– А-а...

Пока Толечка придумывал, как отделаться от докучливого четвероногого, я по примеру пса присел, а потом и прилег. И сразу отключился.

В следующее мое пробуждение я обнаружил, что мы уже в каком-то подъезде. Под ногами плыла гармонь лестницы. Кто-то раздувал и сдувал ее обширные меха, но вместо музыки я слышал лишь собственное дыхание и голос Толика.

– Земля - это космическая тюряга, понимаешь? Правдолюбцы, блин, возмущаются, почему, мол, лучшие умирают раньше. А я тебе так на это отвечу: а умирают ли они? Может, смерть - это вроде амнистии? Каково, а? Возвращают тебе память - и бах!
– ты совсем в другом мире - светлом, умном и чистом. И живешь себе, значит, дальше. А Земля - она потому и обречена, что здесь все зэка. Даже самые-самые!..

– И ты тоже?

– И я! И все вокруг. Просто одни рецидивисты, другие - так себе...

Глядя на ступени, я вспомнил ребра пса и оглянулся. Но никто за нами уже не бежал. Должно быть, Толечка все-таки что-то придумал. Мне стало грустно. Тем временем сам Пронин стоял уже где-то наверху и костяшками пальцев набарабанивал по дверной филенке какое-то замысловатое стаккато. Щелкнули засовы, и без всякого предисловия Пронин горячечно зашептал:

– Привел... Честное слово! Вот увидишь, золотой парень. Абсолютно незамужний. Как и ты. Работает поэтом, чинит холодильники...