– С кем вы говорили?

– Что?

– Я спрашиваю, с кем вы говорили, босс?

– С НИМИ.

Я произнес это таким тоном, что Гонтарь невольно потянулся к оружию.

– И что?

Ответить я не успел. В прихожей тоненько проиграла свадебная мелодия Мендельсона.

– Так… – я взялся за пистолетную рукоять «Стечкина». – Быстро ребятки откликнулись!

– Дверь стальная, – мгновенно рассудил Гонтарь. – Если нет специальной взрывчатки, так просто не вышибут. А на лестничной площадке тесно, – одной очередью всех положу!

– Это если их не взвод и не армия, – я бесшумно поднялся. – Не спеши, герой. Для начала определи, кто это.

В прихожей мы задействовали дверной монитор, и на экране тотчас высветилась одинокая фигурка.

– Надюха!.. – у меня отлегло от сердца. Включив селектор, я поинтересовался: – Ты одна?

– Одна, мое золотце, одна.

– Тогда заходи. Только в темпике! – дрожащей рукой я отвел массивный засов, щелкнул замком. Ужасающе громко дверь проскрежетала, выпевая тягостную ноту, и что-то зловещее почудилось мне в этом скрипе. Гонтарь настороженно приподнял автомат. Уж он-то подобно Гансу и прочей моей охране отлично знал: двери в моих апартаментах НИКОГДА не скрипели.

Пока Гонтарь затворял дверь, управляясь с многочисленными замками, Надюха висела у меня на шее и, плачуще причитая, быстро, быстро щебетала:

– Что случилось, Ящер, миленький! Откуда эти казаки с матросами, пьяная солдатня? Я же помню, еще вчера перед домом не было никакого памятника, а сегодня стоит!

Я гладил ее по спине, мягко успокаивал:

– Поверь, это временно. Перевертыши, оптический обман. Просто не надо обращать внимание.

– Как временно? Что ты такое говоришь! А стрельба на окраине, а погромы в китайских кварталах – это что, тоже временно?

– Я же говорю: оптический обман.

– И виселицы – обман?

– Какие виселицы?

– Сегодня по плотинке проходила, видела. Какой-то генерал сидел на коне и командовал. В белых перчаточках, шашка длинная, с позолотой…

– Ну и что?

– А то, что людей по его приказу связывали и вешали на фонарях. Вдоль всего моста. Скручивали с изоляторов провода – набрасывали веревки и вешали. А двоим по рельсине к ногам привязали и в воду сбросили. Только пузыри пошли. Так страшно было смотреть!

– Зачем же ты смотрела?

– Я хотела уйти и не могла. Будто приковали к месту… А генерал такой вальяжный – в пенсне. Белая бурка, белый конь, папаха… – Надюха всхлипнула. – Говорят, какая-то доброармия. Ты можешь мне объяснить, откуда она взялась? И какая же это доброармия, если убивают людей?

– Доброармия – не от слова «добрый», а от слова «добровольно». Присядь, лапушка, – я ласково подтолкнул девушку к креслу. – Сейчас мы попьем кофейку, и ты подробно расскажешь нам обо всем увиденном. А после и мы с тобой поделимся новостями. Сообща, глядишь, что-нибудь придумаем.

Надюха забралась в кресло с ногами, набычившись, уставилась на Гонтаря.

– Он так и будет держать меня на прицеле?

– Брось, Гонтарь, – я поморщился. – Я же тебе о ней рассказывал.

Телохранитель смущенно опустил ствол АКСУ.

– Пардон, мэм. Нервишки… – Он снова расположился на диване, кованные свои каблуки выставил на журнальный столик. Надюха перевела взгляд на меня.

– Как ты себя чувствуешь? Нога еще не прошла?

– Пока нет.

– Но ведь в гипсе, наверное, неудобно.

– Неудобно, а что поделаешь! Пока кости не срастутся, надо терпеть.

Надюха призадумалась.

– Может, оно и к лучшему, – пробормотала она. – А то Дин-Гамбургер толковал, что как только снимут гипс, все будет кончено.

– Не понял?

Она фыркнула.

– Да это же из «Бриллиантовой руки»! Помнишь, как они боялись, что гипс снимут раньше времени!

Смех этой девочки болезненно резанул по сердцу. Что-то не то она говорила. Причем тут Гамбургер? Я свел брови на переносице.

– Где ты видела Дина?

– Да здесь же, в городе. Я уже от плотинки возвращалась, а он рядом на машине остановился. Зеленый такой кабриолет. Старинный. Предложил подвезти. Ну, я согласилась. А что, нельзя?

– Ты же его совсем не знаешь!

– Ну… Он представился. Назвал себя, сказал, что ты его хозяин. Разве не так?

– Так-то так, да только странно…

– Ой! Кажется, стучит кто-то!

Надюха встревоженно вскинула голову, и мы тоже услышали осторожный стук. И даже не стук, а скорее легкий шорох, словно кто-то терся о нашу дверь, неловко задевал коленями и локтями. Я болезненно сморщился от щелчка в голове. И даже не щелкнуло, а треснуло. Точь-в-точь как электрический разряд. Всем своим существом я почуял приближение недоброго. Точно накатывал черный и злой вал. Напряженно я всматривался в потайное, подсказывающее ответы пространство, но там было черным черно. Я никак не мог что-либо разглядеть.