– Ходу, Гонтарь!..

Нас бешено раскачивало, приходилось то и дело хвататься за кресло и поручни. Прямо перед глазами безжизненно моталась голова водителя. Кровь стекала на спинку сиденья, капала на пол. Бедолага и в этот раз принял в себя парочку лишних пуль – за себя и за того парня. Стонов я по крайней мере больше не слышал. Битюг, что сидел слева от меня, тоже не подавал признаков жизни.

С рычанием «Ниссан» в очередной раз развернулся, в мгновение ока проскочил улицу. Грохот пальбы стремительно удалялся. Хотелось зажмуриться и втянуть голову в плечи, на такой сумасшедшей скорости мы неслись. Вылетев на проспект, Гонтарь едва не столкнулся с какими-то случайными «Жигульками». Впереди мелькнул шпиль «Макдональдса», рядом блеснули широченные стекла горисполкома. Бутафория кончилась, мы снова перенеслись в знакомое и привычное.

Завизжали стираемые покрышки, меня качнуло вперед. Замедлив ход, джип подрезал курс продуктовому фургону и перестроился в правый ряд. Мы ошарашенно закрутили головами. Перемены были слишком разительны. Крякнув, я сунул автомат в ноги, прицокивая языком, телохранитель вполголоса выругался. Самого обычного вида прохожие – с собаками, колясками и авоськами – текли вдоль залитых электрическим светом улиц, ларьки, что стояли справа и слева пестрели глянцевым ассортиментом.

– Ну? – Гонтарь хмуро оглянулся. – А это как понимать? Все, стало быть, по новой?

Я покачал головой.

– Спроси что-нибудь полегче.

– Но есть же всему этому какое-то объяснение!

– Ты считаешь, такое можно объяснить?

Гонтарь замолчал. Глядя на его широкую спину, я решил, что мучить телохранителя несправедливо, и хмуро выложил мысль, что казалась мне в этот момент сколь-нибудь заслуживающей внимания.

– Смерчи… Наверное, дело в них. Они расчертили город на зоны. Вернее, там, где они прошли, получился кавардак, который ты только что наблюдал. В других местах все осталось по-прежнему.

Гонтарь продолжал молча рулить, и я не удержался от усмешки.

– Ну? Тебе стало легче от моих объяснений?

– Мне станет легче, когда вы скажете, что нам теперь делать, – Гонтарь смачно плюнул в открытое окно. – Вон видите? Гуляют себе – и хоть бы хрен!

– А почему им не гулять?

– Так ведь получается, что мы видим и слышим, а они нет! Вот я чего не могу понять! Там ведь грохота было на весь город! Не глухие же они!

Не глухие и не слепые, тут Гонтарь прав. Хотя…

Я прикрыл глаза, вспоминая последние слова Безмена. Теперь когда мы имели честь лицезреть ожившего Микиту, когда в пяток минут какая-то солдатня перещелкала из допотопного «Максима» всю нашу охрану, я мог бы, пожалуй, повторить сказанное Безменом. Впрочем, вру… Не мог. По той простой причине, что это стало бы окончательным признанием нашего поражения, а значит, и нашего восторжествовавшего сумасшествия. Распухающим тестом бред напирал со всех сторон, наваливался и душил, однако мы стойчески держались. Ничего другого нам попросту не оставалось. Как ни верти, а иллюзии тоже способны служить неплохим щитом, и страусы суют головы в песок вовсе не от большой глупости. Они знают, что делают, – эти большие мускулистые птицы…

– Юнкерсы!..

– Чего, чего?

– Ложись, говорю, дурила!

Меня грубо толкнули в спину, а в следующую секунду над крышами домов с ревом промчались черные махины самолетов. Гулко и часто заколотили близкие орудия. Вероятно, зенитки. Следом, захлебываясь, ударили пулеметы. А рев моторов удалялся, меняясь в тоне и, видимо, приближаясь к заветной цели. Музыкальная строфа спешила завершиться – для кого-то роковой точкой, для кого-то триумфальным восклицательным знаком.

На этот раз мы были в Таллинне. В самом начале войны. И немцы лупили с земли и с воздуха, стискивая город в смертельных объятиях.

– Рейд бомбят, суки! – молодой боец в форме курсантика поднял голову. Именно он приютил нас на этой разбитой улочке, поверив в байку об артистах, согласившись укрыть джип в хлипкий гаражик. Насколько я понял, этот самый гаражик он и поставлен был охранять.

– Если бомбят рейд, зачем же ты меня толкнул? – поднявшись на ноги, я неспеша отряхнулся.

– Ну так… Раз на раз не приходится. Они, бывает, и в городе пару бомб сбрасывают. А знаешь, какие у них бомбы? Морские – аж на тридцать пудов! Ахнет такая, – и, считай, целого квартала нет.

– А где же наши еханные истребители?

Это спрашивал уже Гонтарь. Настороженно оглядываясь, он привычно держал правую руку в кармане.

– Какие там истребители. Хорошо, еще корабли остались. – Курсант махнул рукой куда-то за спину. – Там немчура на танках прет. Прямо лавиной. А наши с рейда садят из главного калибра. Тем только и держимся.

– Вслепую, что ли, стреляют?

– Почему вслепую? Наблюдатели есть. То есть должны быть…

Мы вздрогнули от далекого грохота. Боец съежился.