– Перенес?

– Ну да. Толстая такая. Чуть грыжу не схлопотал. Она через дорожное заграждение перелазила, а я ее в охапку и на другую сторону. Понятно, вопли, визг, а я знай себе несу. В общем круто снимаем. Шпану какую-то пугнул, скворечник на дереве поправил. Импровизируем, короче, по полной программе. А тут новорус тормозит рядом, из тачки выползает и за пивом прет без очереди. Я к нему и броском через бедро на спину. Думал, он один, а там их целая кодла в машине. Накинулись, конечно, прессовать стали. Причем оператор-мудрила снимает. Думает, так и надо. В общем наваляли мне по первое число. Зато клипуха вышла натуральная. И в бюджет уложились.

– Слушай! Так у тебя, получается, деньги есть?

– Уже нет. Вчера были, а сегодня только это.

Звякнула бутылка, в стакан проливается светлая струйка.

– Да ты что! Рано еще.

– Лучше рано, чем поздно. Пей!

– Разве что глоток.

– Давай, давай!

Я цежу огненный яд. Организм медленно цепенеет, в ушах начинает звучать нота "фа".

– Вот. Теперь ты свой...
– Семен удовлетворенно опускается напротив, выкладывает на стол поросшие рыжим волосом руки.
– А насчет денег не тушуйся. Я ведь только аванс получил. Завтра остальное выбью.
– Королевским жестом он обводит замусоренный стол.

– Хочешь, селедочкой закуси. Поройся в тарелке, может, осталось еще.

– Спасибо, не хочу.
– Я оглушенно мотаю головой.

– Тогда объясни, почему от грязных мужчин пахнет сыром?

– А кто здесь грязный мужчина?

– Грязных мужчин здесь нет, это я чисто теоретически. Для поддержания светского разговора.

– Может, сформулировать наоборот? Почему от сыра пахнет грязными мужчинами?

– Логично.
– Семен кивает.
– А главное - по существу. Ибо мужчина, Тема, - существо специфическое. Раз в месяц в баню - святое дело, и пусть потом кто скажет, что он не чист и не свеж, а от носков его пахнет квашеным луком. Юный розанчик - вот что такое повседневный мужчина! А насчет сыра - так я тебе просто и прямо скажу: все враки! От и до!

– Ты о чем?

– А о том.
– Семен снисходительно кривит губы.
– Читал я, к примеру, вашего Робинзона Крузо, так?

– Ну?

– Ты не нукай, ты на вопрос отвечай: у него там козы были?

– Были вроде.

– Тогда зачем он просил кусочек сыра? Неужели не мог за двадцать восемь лет научиться гнать его из козьего молока?

– Гонят самогон.

– Из козьего молока?
– Семен качает головой.
– Сыр - да, но не самогон. Взбалтываешь, варишь, солишь - и готово! Вот я и спрашиваю: зачем он просил сыр?

Голову у меня кружит. То ли от водки, то ли от мыслей о сыре.

– А у кого он просил сыр?

– Не у Пятницы же! Ясное дело - у Джимма.

Я усиленно моргаю.

– Какого Джимма?

– Не читал, что ли? Они еще там на остров сокровищ поехали брать. Приехали, значит, а там Робинзон с попугаем. Отводит в кустики и сыра кусок просит.

– Так это же Бен Ган просил!
– Осеняет меня.
– Хотя... Козы у него, по-моему, тоже водились.

– Вот видишь! А ты байки тут рассказываешь.
– Семен протягивает руку к бутылке.
– Еще по одной?

Я мотаю головой. Центробежная сила разбрасывает студень мозгового вещества, вжимает в стенки черепа. Однако главной мысли я еще не лишился.

– Мне бы зуб, Сема! Срочно и чтобы держался.

– Ну-ка!

Я открываю рот, и Семен озабоченно хмурит брови.

– Припой тут не поможет, а вот на канифоль можно попробовать.

Он тут же приносит паяльник и коробку с канифолью, Я в ужасе гляжу на дымящее жало и торопливо вскакиваю. Ничего не объясняя, судорожно жму Семину руку и выскакиваю из избы.

Глава 4 Мне армия давно уж снится...

Увы, надежда на школьного стоматолога, давнюю мою приятельницу, также не оправдывается. Поглядывая на меня с подозрением, дамы в учительской словоохотливо объясняют, что докторша убрела в декрет, и ждать ее ранее чем годика через два-три бесполезно. Сообщением я не просто удивлен, раздавлен. Где-то над зданием школы скрипуче хохочут незримые ангелы, едва слышно трепещут их воробьиные крылышки. Не сомневаюсь, что именно эти пузатые орлы удружили мне с декретом. Впрочем, как со всем сегодняшним днем. Даже поскрипеть зубами невозможно. Приходится довольствоваться беседой с военруком - беседой, потому как проскользнуть мимо не получается. Уроки военного дела ведутся прямо в коридоре, и, конечно же, наш старикан майор меня примечает. Потрепанным броненосцем подплывает навстречу, лихо вскидывает к козырьку загорелую ладонь.

– Здравия желаю, Артемчик!

– И вам того же, товарищ майор!
– Я посылаю сигнал лицевым мускулам и расплываюсь в радушной улыбке. Впрочем майор того заслуживает. Бравый наш военрук несмотря на пенсионный возраст выглядит вполне бедово. Бойся, девки, русских парней! В особенности - майоров. Металлический полумесяц отшлифованных языком коронок сводит с ума, капустный кочан на фуражке вызывает черную зависть. Мундир безукоризненно выглажен, чуть выше ватерлинии - глянец юбилейных и боевых наград, ниже - штаны с лампасами, на заду лихо приколотая любимыми учениками бумажка с кружком мишени и дерзкими словами: "Целься, лохи, сюда!"