– Вам же надо, не мне, - я нахально извлекаю из сумки Матвея паяльник, пальцем указываю на штамп: - Видишь, что тут написано? Двести двадцать вольт, сорок ватт. Столько и будет на выходе.

– Слушай, не болтай, а?
– Матвей наконец-то обретает почву под ногами. Пористый его нос энергично шевелится. Двести двадцать он выдаст! Да у нас во всем городе ни у кого столько не наберется.

– А вот увидишь!
– Я бреду с паяльником на кухню. Уверенности мне не занимать, хотя открытие формулы обратимости принадлежит не мне. Еще на заре юности формулу открыл Семен. Долго и упорно пытался ее запатентовать, но всюду натыкался на упорствующих Матвеев. В итоге получили энергетический кризис в стране, повальную неуплату за электроэнергию.

Паяльник я ставлю на конфорку, спичкой поджигаю газ. Пламя с шипением облизывает темное жало - все равно как детский леденец.

– Ну?
– Матвей криво улыбается.

– Коснись!
– Я протягиваю ему штепсель.
– Давай, давай, еще не прогрелось. Шандарахнет, но не сильно.

Он поднимает ладонь и тут же опасливо опускает.

– Что, электрик, боишься?

– А черт его знает, что тут у тебя в доме водится.

– Тогда прибором померяй.

Матвей приносит прибор, замеряет напряжение на концах штепселя, торжествующе хмыкает:

– Ну вот, я же говорил! Всего-то двести десять! Он меня, электрика еще учить будет!..

– Как двести десять?

– А так! Не тянет городская сеть на двести двадцать, ферштейн? Не тянет!

Я смущенно потираю ухо.

– Но вашим-то приборам хватит?

– Кто ж их знает. Может, и хватит...

Матвей вновь подключает аппаратуру, причем англичане опять чего-то упорно не понимают. Стоя на кухне и тыча пальцами в разогретый паяльник, они что-то без конца спрашивают у бедной Настеньки, и бедная переводчица уже и не знает, как реагировать.

– Артем!
– Умоляет она.
– Объясните им, пожалуйста, вы.

Устало и без живинки я повторяю жителям туманного Альбиона основной принцип социалистической обратимости. Если низы не могут, то верхи обязательно захотят, и наоборот. Другими словами - включаешь паяльник в розетку, получаешь тепло, а если подогреваешь над огнем, то получаешь ток. Все просто до оскомины, но гости из Великобритании явно убиты это видно по их бледным, обильно потеющим физиономиям.

– Итс э мирэкл!
– Бормочет один.

– И вовсе не чудо, всего лишь один из составных элементов плана ГОЭЛРО. И придумано-то давным-давно... Короче!
– Я начинаю сердиться.
– Если вам паяльник нужен, то хозяин не я, - Матвей.

– Я хозяин, - охотно подтверждает Матвей.
– Только двести двадцать вы на нем все равно не получите. Даже если до бела раскалите. А то, что на нем написано "двести двадцать", так на заборах тоже разное пишут...

Он горячо и нудно начинает втолковывать ученым, почему в розетках нет и не может быть нормативного напряжения. С русского он переходит на ломанный английский, выразительно помогает себе руками и одним коленом. Ошалевшие заокеанские гости внимают ему, как голосу ожившего Черчиля.

Я урываю момент и тихонько допытываюсь у Настеньки насчет сегодняшней ночи. Мне нужен твердый ответ - да или нет. Чтобы не тревожить понапрасну Агафона и прочих молодых особ.

– Если хотите, я вас тоже нарисую. Могу в соболиной шубке, а могу в песцовой. Вы будете моей Каменой!

Предложение звучит соблазнительно. От песцовых и соболиных шубок дамы редко отказываются. Настенька обещает прийти, если я в свою очередь гарантирую ей присутствие Агафона. Танго втроем - вот, что нужно этой даме, и ради ее пунцовых щечек я готов на любые самые неприемлемые условия. Нужен Агафон? Обеспечу! В нужный час и в приемлемой дозировке.

– Только ни в коем случае не красьте брови! Он этого не любит.

– А губы?
– Пугается она.
– Губы можно?

– Губы можно, - успокаиваю я.
– Если, конечно, не очень жирно.

– Но он точно придет?

Мне смешно, потому что я не слишком себе представляю, как это барабашка может куда-нибудь прийти или не прийти. Он без того всюду, и в тот же Матвеевский НИИ мог бы по стенам переместиться в пару секунд. Другое дело, что это ему не очень нужно. Барабашки - народ консервативный и подобно людям тоже любят оседлую жизнь.

– Придет, никуда не денется.

– И насчет шубки...
– Она прикусывает губу.
– Если можно, я предпочла бы в песцовой.

Это уже похоже на деловой разговор. Я энергично киваю:

– Какие проблемы, сделаем!..

Глава 7 Былое и думы

Долговязые англичане вскоре уходят. Матвеевский паяльник аккуратно упакован в оцинкованный полиэтилен и препровожден в один из заграничных баулов. Тем не менее, досады своей зарубежные гости не скрывают. На пленках чутких приборов голимый ноль. Никаких полярных аномалий в моей квартире зафиксировать так и не удалось. Англичанам невдомек, что информацию про брови и губы, Агафон тоже принял к сведению, а потому энергию решил приберечь до сумерек.