И в утешение себе солдат весело и сердечно обнял сына. От этой ласки сердце кузнеца сжалось; он испугался, что с минуты на минуту исполнятся мрачные опасения Горбуньи.

– Ну-с, а теперь, когда я успокоился, потолкуем о делах. Не знаешь ли ты, где я могу заполучить адреса всех парижских нотариусов?

– Не знаю... Но узнать легко.

– Видишь ли, я отправил из России по почте, по приказанию матери этих девочек, которых привез сюда, одному из парижских нотариусов очень важные документы. Я записал его имя и адрес и положил в бумажник, намереваясь отправиться к нему тотчас по приезде в Париж, но его дорогой украли... а это чертово имя у меня, к несчастью, вылетело из головы... Но я думаю, что если оно мне попадется в общем списке, я его вспомню...

В дверь два раза постучали. Агриколь невольно задрожал при мысли, что это, быть может, пришли за ним, но отец, повернувшись на стук к двери, не заметил его испуга и громко ответил:

– Входите!

Дверь отворилась. Это был Габриель в черной рясе и круглой шляпе. Мгновения, быстрого, как мысль, было достаточно для Агриколя, чтобы узнать приемного брата и броситься в его объятия.

– Брат мой!

– Агриколь!

– Габриель!

– Как долго ты отсутствовал!

– Наконец-то я тебя вижу!

Миссионер и кузнец, крепко обнявшись, обменивались этими словами.

Тронутый братскими объятиями, Дагобер чувствовал, что слезы наворачиваются у него на глаза. В привязанности молодых людей, схожих лишь по сердцу, но по виду и по характеру совершенно различных, было действительно нечто трогательное. Мужественная фигура Агриколя еще сильнее оттеняла необыкновенную нежность и ангельское выражение лица Габриеля.

– Меня батюшка предупредил о твоем приезде...
– сказал кузнец приемному брату.
– Я с часу на час ждал твоего возвращения... А между тем... счастье видеть тебя во сто раз приятнее, чем я думал.

– Ну, а дорогая матушка?
– спрашивал Габриель, дружески пожимая руки Дагоберу.
– Как вы ее нашли? Здорова ли она?

– Ничего, милый мальчик... Она здорова и будет еще здоровее оттого, что мы все теперь собрались... Ничего нет полезнее для здоровья, чем радость!..

Затем, обратившись к Агриколю, забывшему все страхи и смотревшему на миссионера с глубокой привязанностью, солдат прибавил:

– И не подумаешь, что этот молодец с нежным девичьим лицом обладает мужеством льва!.. Ведь я говорил тебе, с какой неустрашимостью он спас дочерей маршала Симона и пытался спасти меня.

– Но что это у тебя на лбу, Габриель?
– воскликнул кузнец, внимательно разглядывая миссионера.

Габриель, сбросивший при входе шляпу, стоял теперь как раз под окном, яркий свет которого освещал его бледное и нежное лицо. При этом рубец, проходивший над бровями от одного виска к другому, стал совершенно ясно виден. Среди разнообразных волнений и чередовавшихся одно за другим событий после кораблекрушения Дагобер во время своей короткой беседы с Габриелем в замке Кардовилль не заметил шрама, опоясывающего лоб миссионера, и, вполне разделяя изумление Агриколя, он также спросил:

– В самом деле, что это за шрам у тебя на лбу?

– Да и на руках тоже... Взгляни-ка, батюшка!
– воскликнул кузнец, взяв руку Габриеля, когда тот ее поднял успокоительным жестом.

– Габриель... Милый мой... объясни нам... кто тебе нанес эти раны, прибавил Дагобер, и, в свою очередь, взяв руку Габриеля, он с видом знатока оглядел рану и сказал: - Однажды в Испании одного из моих товарищей сняли с креста, на котором монахи распяли его, обрекая на голодную смерть... у него остались подобные шрамы.

– А батюшка прав... у тебя рука пробита насквозь, бедняга!
– произнес кузнец с глубоким огорчением.

– Боже мой... не обращайте на это внимания...
– сказал краснея, в явном замешательстве Габриель.
– Меня действительно распяли на кресте дикари Скалистых гор, куда я был послан. Они начали было меня уже и скальпировать... Но провидение спасло меня от их рук.

– Несчастный!.. Значит, у тебя не было ни оружия, ни даже необходимой охраны?
– спросил Дагобер.

– Мы не можем носить оружие, а охрана нам не полагается, - улыбаясь, отвечал Габриель.

– А твои товарищи... твои спутники? Почему они тебя не защитили?
– с гневом воскликнул Агриколь.

– Я был один.

– Как один?

– Да, один... с проводником.

– Как, ты пошел к этим дикарям один? Даже без оружия?
– повторил Дагобер, не веря своим ушам.

– Это необыкновенно благородно!
– сказал кузнец.

– Веру нельзя навязывать силой, - возразил совершенно просто Габриель.
– Только путем убеждения можно распространить христианское учение среди этих несчастных дикарей.