Шорт печально вздохнул:

— А я так мечтал оказаться в дилижансе, когда мерзавцы Фостера примутся грабить! Бьюсь об заклад, им бы пришлось по душе мое гостеприимство!

Джо заерзал на стуле:

— И когда вы думаете отправляться?

— Этой ночью. По крайней мере, выезжать надо на рассвете. Надо спешить. Кто его знает, когда вздумают выступить люди Фостера. Если все пойдет нормально, то мы перехватим дилижанс завтра к вечеру. И за дело!

Караульный Боб вновь появился в окне:

— Слим, приближаются двое верховых!

Слим насторожился:

— Далеко они?

— Мили полторы будет.

— Хорошо. — Он на мгновение задумался. — Боб, давай в конюшню и внимательно оттуда посматривай. Не показывайся, пока не услышишь стрельбу.

Голова Боба исчезла из окна.

Джо и Гризли спрятались в соседней комнате, Трек и Шорт скрылись за домом. Старик с Джин остались за столом, а Слим придвинулся к окну и спокойно продолжал курить, внимательно наблюдая за тем, что творится на дворе…

Слим равнодушно смотрел, как шериф Кардиган и Сэм Брайт слезают со своих скакунов, пристраивают их к коновязи у ворот и, нерешительно озираясь, направляются к дому. Слим повернулся и бросил старику с девушкой:

— Шериф с помощником.

Через несколько секунд они услышали топот каблуков, сопровождаемый треньканьем шпор, после чего кто-то громко стукнул кулаком в дверь.

— Войдите! — крикнул старый Макбрайд.

Шериф настежь распахнул дверь:

— Добрый день. Разрешите войти?

— А, это ты, Дэйв? — Старик шагнул навстречу. — Входите, ребята. Мы только что собирались сварить кофе. Так что для вас мы сумеем найти пару чашек.

Шериф и его прыщавый помощник вошли в комнату и сняли шляпы. Старик предложил сесть, а Джин вскоре принесла чашки с дымящимся кофе.

— Прошу прощения, что мешаем вам, -добродушно произнес шериф, — мы тут случайно проезжали, вот и решили свернуть на кофе — все знают, что миссис Джин прекрасно его варит.

— Спасибо за комплимент, шериф, — сказала девушка.

Дэйв Кардиган громко рассмеялся. Его помощник молча глотал кофе, бросая исподлобья взгляды на Слима, будто стараясь запечатлеть в памяти черты его лица.

— Ну что, улеглось в городе смятение умов, а, шериф? — неожиданно спросил Слим, подходя к столу с чашкой кофе, которую только что протянула ему Джин.

— Да, — шериф многозначительно посмотрел на Слима, — на какое-то время — пожалуй. Но пусть вас это не обольщает. Билл Фостер никогда не забывает нанесенных ему оскорблений.

— Однако это еще не дает ему права оскорблять других.

— Возможно. Но не забывайте, он человек гордый и у него длинные руки. Да к тому же его подталкивает к мести еще кое-что…

— Если он посмеет после всего, что натворил, еще раз появиться здесь, — старый Макбрайд гневно посмотрел на шерифа, — то крепко пожалеет об этом!

— Успокойтесь. — Голос Слима звучал тихо, взгляд источал холод. — Если он все-таки совершит такую глупость, то обожжет себе пальчики.

— Это уже серьезные слова. — Шериф обернулся. — Я что-то не вижу ваших новых ковбоев, мистер Макбрайд.

— Они работают в северной части долины. — Лицо Слима было совершенно непроницаемо. — Мы пытаемся определить, сколько голов скота осталось еще у хозяина.

— Да… — Шериф молча уставился на пустую столешницу. — Мои полномочия недействительны уже в двух милях от города. Что мы вдвоем, — он указал рукой на своего молчаливого помощника, — можем сделать, даже если бы и смогли вмешаться! Фостер крайне опасный человек.

— Дэйв, — произнес старик дрожащим голосом, — ты отлично знаешь, что все это начал не я!

— Знаю. Но что это меняет? — Кардиган задумчиво кивнул головой. — Я всей душой на вашей стороне, но вы и сами прекрасно все понимаете. Мне едва удается удерживать относительный порядок в самом Сэнди-Крике.

Шериф умолк на несколько мгновений, задумавшись о чем-то.

— Какая разница, хочу я этого или не хочу, просто дела обстоят именно так, как они обстоят, и выбора у меня нет. Во всяком случае, даю вам слово: если я сумею поправить то, что произошло при моем попустительстве, клянусь — Дэйв Кардиган раздумывать не станет. Только и вы должны понять: иногда человек знает кое-что, но по одному ему известным причинам должен держать язык за зубами, хотя ему страшно трудно молчать и становиться, таким образом, соучастником.