Он был не прав, когда полагал, что "для всех боевых целей должно строить корабли одного и того же вида". Он даже разрабатывал проект такого корабля, который бы сочетал все достоинства броненосца, крейсера и миноносца. Разумеется, это была утопия. Напротив, все будущее развитие военно-морского флота пошло (и продолжается ныне) как раз по противоположному пути, то есть создается все больше и больше кораблей различных классов и типов узкоспециального назначения.

Это были, однако, теории ("умствование", так сказать). В своей практической деятельности на флоте Макаров никогда этих крайностей не проводил и даже не пытался проводить. А защищал некоторые свои ошибочные взгляды из упрямства и, думается, в глубине души сам осознавал это... Он яростно настаивал в свое время, чтобы на корвете "Витязь" установили минные шесты (по типу тех, которые были на "Константине"). Уже появились усовершенствованные торпеды, уже не возникало сомнений, что шестовая мина безнадежно ушла в прошлое, однако Макаров упрямо стоял на своем - раз те самые шесты принесли ему успех, он почитал для себя невозможным "изменять" им...

Во времена Макарова во всех флотах господствовало увлечение броненосцами и недооценивалось минное оружие. Считалось, что торпеды - это просто-напросто удлиненный таран. В противоположность таким общепринятым взглядам Макаров отстаивал самостоятельность минного флота и перспективность торпедного оружия. Он предвидел высокую полезность совместных действий крупных кораблей и миноносцев. При этом он опирался на опыт действий русских минных катеров против турецкого флота. Более того, Макаров сделал далеко идущие выводы об изменении характера морской войны в связи с появлением минного и торпедного оружия, ибо оно давало возможность слабейшему противнику бороться с сильнейшим.

Опыт Первой и Второй мировых войн показал дальновидность нашего флотоводца. Более того - доказал это.

Декабрь 1899 года был в Кронштадте, как и обычно в эту пору, холодным и промозглым - ни осень, ни зима. Военный губернатор Кронштадта, его превосходительство вице-адмирал Макаров принимал у себя в кабинете скромного титулярного советника морского ведомства. Перед ним стоял человек среднего роста и некрупного телосложения, худощавый, бледный лицом, одетый в сюртук несколько уже поношенный.

– Александр Степанович, - разнесся по кабинету бас вице-адмирала, благоволите сесть и расскажите мне о своих делах и заботах.

Бледноватый человек в сюртуке сел на край кресла и негромким, но с отчетливым произношением голосом сказал:

– Ваше превосходительство, работы нашей лаборатории по созданию беспроволочного телеграфа в основном завершены.

Вообще-то Макаров любил людей боевых и решительных, а застенчивых недолюбливал. Однако долгий опыт работы с людьми показал ему, что внешнее впечатление нередко обманчиво, и даже очень. Да, этот скромный человек с простой русской фамилией, служит всего лишь преподавателем физики на минных классах в Кронштадте. Макаров покровительствовал минному делу, отчего с ним и познакомился. А от сослуживцев Попова - не от него!
– узнал о подготовленном им открытии.

– Александр Степанович, давайте договоримся точно и определенно по сути дела. Вы знаете лучше меня, что в европейских газетах давно пишут о создании радиотелеграфа, называют имя какого-то синьора Маркони, - я не ошибся?

– Никак нет, ваше превосходительство, но там пока только обещания, а мы, кажется, уже успели...

– Хорошо, не станем терять времени, решим то, что в наших силах. Итак, мы предоставляем в ваше распоряжение два портовых буксира с командами, их капитаны подчиняются исключительно вам, действуйте по своему усмотрению. В случае затруднений - прямо ко мне.

Ни известный адмирал, ни скромный Попов еще не знали, у порога какого открытия они стоят...

Да, Попов с Макаровым были знакомы давно. Впрочем, что значит "знакомы"? Мало ли с кем сталкивала Макарова его многообразная деятельность! К тому же сам изобретатель был, что называется, неутомимый труженик, бескорыстный и необычайно целеустремленный исследователь, человек по-русски скромный и даже застенчивый. Ему казалось зазорным шуметь о своем открытии, приглашать репортеров или толкаться в чиновных передних. Не слушают, не принимают, не дают средств на завершение работы? Ну что ж, ладно, мы уж и сами как-нибудь сладим...

Попов продолжал тихо и настойчиво трудиться. Летом 1899 года, находясь по делам службы на Черном море, он с помощью первого в мире подобия радиопередатчика устанавливал беспроволочную связь на расстоянии до пяти верст. Успех был обнадеживающий, сулящий огромные перспективы. Нужно было усовершенствовать прибор, и Попов попросил денег. Просьба его потонула в потоке других, только гораздо более крикливых и беспардонных. Трудно сказать, чем закончились бы усилия русского изобретателя, но на исходе 1899 года адмирал Макаров вспомнил о скромном преподавателе Кронштадтских минных классов.

Итог оказался таков: 24 января 1900 года около трех часов дня была принята первая на море радиограмма. Уже на следующий день началась постоянная беспроволочная связь между островом Гогланд и городом Котка (в Финляндии).

Этот случай практического применения на море беспроволочного телеграфа навсегда останется связанным с именем русского адмирала. Ему было хорошо понятно исключительное значение радиосвязи для флота (ведь по морю телеграфных проводов не проложишь). В течение всех последних лет своей деятельности он настойчиво пытался добиться крупных ассигнований в поддержку работ Попова.