Шрифт:
– Папа, любимый!
– Дочка подбегает ко мне, обнимает ноги, а потом оглядывается и объявляет всем, кто есть в группе: - А за мной папа пришел!
– Давай одеваться, - веду ее к тумбочке.
Шестой час вечера. Пятница. Я устал, хочу есть, хочу переодеться в домашнее и лечь.
Утром побывал на работе, потом отвез верстальщику набор статей Синявского, затем созвонился с издательством, куда с месяц назад предложил свою повесть, и там мне сказали, что ее приняли к публикации отдельной книгой в твердом переплете. Заключить договор и получить гонорар можно прямо сегодня.
Поехал, подписал договор почти не читая (в этом же издательстве вышла и прошлая моя книга "Минус", вторая по счету), и редактор отсчитала приличную сумму денег. Заодно порадовала и еще одним:
– Из Германии хорошие вести. Начинаем переговоры по поводу "Минуса".
Я заулыбался.
По московским меркам, сделано сегодня много, ведь одна только дорога от работы до верстальщика, от верстальщика до издательства заняла в целом часа три.
И теперь я торопливо веду дочку домой. Погода, как и должно быть в ноябре, - ледяной, порывами, ветер, непонятно что падающее с неба - какие-то мелкие белые шарики...
– Скоро Новый год?
– спрашивает дочка, почти бегом семеня рядом со мной и крепко держась за руку.
– Скоро Дед Мороз придет?
– Скоро, уже скоро.
– А что он мне подарит?
– Хм, не знаю. Что-нибудь придумает интересное.
– А давай ему письмо напишем...
Ветер дует то с одного бока, то с другого, то в спину, а вот колючая волна хлестнула прямо в лицо. Дочка захлебнулась и потянулась ко мне на руки.
– Ну ты даешь!
– возмущаюсь.
– Тебе же пять лет почти. До старости, что ли, носить?
– Пап, я не могу. Мне холодно!
– Я тоже не могу. Знаешь, как я устал...
– Пожалуйста!..
Спорить бесполезно. Беру ее на руки и несу к автобусной остановке.
Садик далековато от дома, но зато он один такой, кажется, в округе. И плата приемлемая - сто пятьдесят рублей в месяц, и бассейн есть, и главное можно оставлять ребенка на ночь... В последнее время дочка ночует здесь довольно часто.
– Ты мне чего-то купил?
– спрашивает, когда оказываемся в салоне автобуса.
– Чего-то купил, - в тон ей отвечаю.
– А чего?
Садимся, я расплачиваюсь с кондукторшей, затем достаю из сумки батончик "Милки вэй".
– Вау!
– радуется дочка.
– Класс!
– Не надо говорить это "вау".
– Мне действительно оно не нравится, тем более - напоминает о Тане; она тоже часто так вскрикивала... Когда я предложил купить ей контактные линзы, она изумилась: "Вау! Сенчин, ты прогрессируешь на глазах!"
От садика до дома минут двадцать езды. Я не знаю, о чем разговаривать с дочкой, и потому задаю ей те же вопросы, что и всегда:
– Тебя как зовут?
– Настя.
– А полностью?
Она набирает в легкие воздуха и выпаливает:
– Анастасия Романовна Сенчина!
– Правильно. А где ты живешь?
– В Москве.
– Ты, что ли, москвичка у нас?
– Да.
– А маму как зовут?
– Лиза.
– А брата?
– Алеша.
– А меня?
– Роман Сенчин.
– Правильно.
Это она по моей первой книге так заучила. Там на обложке мои имя и фамилия, а под ними фотография. Дочка, делая вид, что читает, водила пальчиком по буквам и повторяла: "Роман Сенчин".
– А воспитательницу как зовут?
– Галина Борисовна.
– А другую, которая у вас ночью?
– Надежда Михайловна.
– Молодец.
Набор вопросов исчерпан. Некоторое время молчим, а потом дочка задает свой вопрос:
– Ты сегодня с нами останешься?
Я не отвечаю, смотрю в окно. За ним шеренги киосков продуктового рынка "Новинки". Еще три остановки до дома.
– Ты останешься ночевать?
– повторяет Настя, и голос ее уже нетерпеливо-тревожный.
– Нет.
– А почему?
– Ну так... Дела.
– Почему ты с нами теперь не ночуешь? С мамой?
Автобус остановился.
– Смотри, - показываю на светофор, - какой это огонек горит?
Дочка не отвечает.
– Ну какой, Насть?
– Не буду говорить.
– Почему это?
– Потому.
– А, значит, не знаешь?
Она молчит. Отвернулась, в правой руке зажат нераспечатанный "Милки вэй".
Вот доехали. Вышли. До дома теперь с полсотни шагов.