Присутствие старых друзей при допросе я еще мог вынести. А вот господство Зорина предпочел бы убрать в дом, от греха подальше.

– Обойдусь без бутербродов, – холодно отмолвил Зорин в ответ на мое недвусмысленное приглашение. – Мне, знаете ли, тоже хотелось бы послушать, что споет этот птенчик с руной «эльд» на рукаве.

– Ну, как хотите, – пожал я плечами. – Но предупреждаю – зрелище может быть очень неприятным. У нас нет времени на китайские церемонии.

– Вы что же, – перебил меня благочинный. – Думаете, что наши преступники раскалываются от одних уговоров следователя? Успокойтесь, про неспортивные методы допроса я знаю не понаслышке.

Я не стал комментировать разницу между способами, какими выбивают из мелкого воришки признания в том, кто свистнул третьего дня самовар у бабки Мары, и «экстренным потрошением», в том виде, как его нам преподавали. Раз брат благочинный так рвется поприсутствовать – милости просим, но убирать потом за собой будет сам... а заодно и за клиентом приберет.

В этот момент пришедший в себя клиент открыл глаза. Сначала я даже не понял, что заставило это точено-прекрасное личико перекоситься в столь жуткой гримасе, и лишь когда из стиснутых до белизны губ с шипением вырвалось «ан\'гиваре»...

– Во-первых, – после долгой паузы холодно произнес присоединившийся к нам Шар. – Я еще мог бы понять употребление в свой адрес термина «предатель», но никак не «доносчик». А во-вторых, могу сообщить тебе, что предателями и идиотами я считаю всех серкелуин, готовых ради нескольких бредовых идей напрочь разрушить труд многих веков. Вы подобны оркам... впрочем, судя по последним событиям, даже орки способны к рациональному мышлению куда больше вас.

Пленник в ответ процитировал Хурина Талиона, погибавшего с криком «Ауре энтулува!» – «Наш день еще настанет!», после чего прошипел какую-то длинную фразу на квенья, из которой я разобрал лишь «победа» и «мучительная смерть».

– Ты лучше о своем самочувствии побеспокойся, – посоветовал я.

– За меня отомстят. Вы все умрете.

– Эт-точно, – согласился я. – Все мы когда-нибудь да умрем. Но именно в «когда» и «как» заключена суть вопроса.

– Макс, – повернулся Шар к гному, – где мы сможем побеседовать с нашим гостем в приватной обстановке?

– К яме его тащите, – ни секунды не колеблясь, сказал гном. – И на раму. Она у меня раздвижная, так что все будет как в лучших застенках Европы. А я вокруг завесу поставлю. Через нее сильфы не проскакивают, так что звук и подавно не пройдет.

На то, чтобы стащить с рамы лежащий там ковер и привязать на его место наш трофей, у нас ушло не меньше трех минут, в течение которых побледневший эльф тщетно пытался отвести взгляд от разложенных на поддоне инструментов. Получалось это у него плохо. С особенным же постоянством взор серкелуина натыкался на самогреющий паяльник.

– Ну вот, – весело улыбнулся я, затягивая последний виток проволоки. – Будем по-хорошему разговоры разговаривать или как?

– Ты, – эльф облизал враз пересохшие губы, – ничего не добьешься от меня, презренный адан .

Многие не видят ничего обидного в этом слове, раз в наречии западных эльфов прозвание «эдайн» прилагалось только к тем смертным, кто достоин доверия и уважения перворожденных. Но в древнем, священном языке оно применялось без разбора ко всем нам и означало – «последыши».

– Значит, «или как», – резюмировал я. – Макс, как думаешь, с чего начнем? Иголки под ногти... или сразу плоскогубцами?

– Лично я бы начал вот с этой штучки. – Гном ласково погладил штуковину, больше всего напоминавшую катушку от спиннинга. – Машинка для вытягивания проволоки... думаю, сухожилия или нервы ею потянуть тоже будет неплохо.

– Или лучше сразу паяльником? – предположил я, глядя, как лицо пленника стремительно приближается по цвету к весенней листве. – Шар, как думаешь?

– Сева, – укоризненно произнес мой компаньон. – Ты дилетантствуешь.

– Нету в русском языке такого слова! – возмутился я.

– Возможно, – согласился Шар. – Но именно оно лучше всего подходит к тому, чем ты собрался заниматься.

Он осторожно положил на поддон трость и, схватившись за край рампы, наклонился к искаженному ужасом лицу пленника.

– Люди, – голос моего товарища, наверное, можно было намазывать на хлеб, – это существа с очень короткой памятью. Приведу пример. Веками они заимствовали у нашей с тобой расы весьма совершенные методики допроса, а потом, стоило лишь ненадолго установиться такому хрупкому и непрочному, – искреннего сожаления в голосе Шара хватило бы выжать слезу даже из гоблина, – перемирию, как они тут же забыли все свои достижения на этом поприще. И теперь, – с грустью заключил Шар, отклоняясь назад, – в нужде им приходиться прибегать к хоть и действенным, но все же ужасно варварским методам. Куда менее эффективным, надо заметить, и отнимающим не в пример больше времени и сил.