– Как же не случилось, - сказал он.
– Мир велик, и в нем каждую секунду случается что-нибудь чрезвычайное.

– Что же именно? Что?

– Я слышал, - говорили вчера в одном доме сведущие люди, - что убит австрийский наследник престола где-то там, в Сараеве...

Сказав это выразительно и вескими, как ему казалось, словами, Сыромолотов совершенно неожиданно для себя увидел, как она просияла вдруг.

– Здорово!
– совсем по-мальчишески отозвалась она.
– Вот это здорово!

– Позвольте-с, как же так "здорово"?.. Ведь это не кто-нибудь, а наследник престола, вот-вот мог бы быть императором, поскольку Франц-Иосиф уже мышей не давит!

– Кто убил его? Я поняла это так, что революционеры, но, может быть...

– Хотя бы и так, что из того?

– Революционеры, значит?
– и она чуть было не захлопала в ладоши.

– Гм... Театр!
– сказал Сыромолотов теперь уже сурово, как это было для него обычно.
– Мне говорили, что это угрожает войной, а вы - "здорово"!

– Войной? С кем? Со своим народом? Что же тут такого?
– зачастила Надя вопросами.

– Ах да, я и позабыл, что вы - в пользу ссыльных и заключенных устраиваете что-то там такое, - сказал Сыромолотов, отходя от нее к столу с этюдами.
– Но дело в том, что убийцы эрцгерцога этого сербы, а не австрийцы.

– Что же из того, что сербы?
– не поняла Надя.
– Революция - едина.

– Так-так-так, - уже дразнящим тоном подхватил это Сыромолотов.
– А международного осложнения из-за этого политического акта вы не хотите получить?

– Разве может это быть?

– О том-то и разговор, что вполне может.

– У кого же и с кем?

– Да как вам сказать, у кого и с кем... Полагают люди так, что нас это тоже, пожалуй, зацепит.
– И добавил: - А думать все-таки надо прежде, чем говорить...

Она не обиделась; она улыбнулась, сказав на это:

– О чем же тут мне думать? Об этом уж давно думали другие. После войны будет революция.

– Ах да, - революция!.. Вон вы какая - только о кинжалах мечтаете! отозвался на это он не без иронии.

– О кинжалах? Нет! Это уж теперь устарело, - ничуть не смутилась Надя.

– Устарело?.. Вот то-то и есть, что устарело!
– отвечая своим мыслям, согласился художник.
– А как же они перечисляют то и другое и говорят: "Мы готовы"? А может быть, вся эта кавалерия и разное там, что они называют, тоже устарело! "Мы готовы"? А кто против нас воевать будет, он, может быть, в двадцать раз более готов? Авиация у нас есть? Так-с, очень хорошо-с, - а у них разве нету? Именно у них-то, там, на Западе, она и будет. И тогда уж, пожалуй, не скажем мы с вами: "Наша хата с краю", - она с краю не будет, а может вполне оказаться там, куда бомбы с аэропланов станут лететь... Вот вам и прощай тогда мастерская!

– И вы думаете, что погибнет тогда вот эта картина!
– с веселой живостью возразила она.
– Не погибнет, нет, - мы ей не дадим погибнуть! И всем вашим картинам тоже, и вас мы будем беречь!

– Ого! Ого! И меня даже беречь?
– усмехнулся Сыромолотов.
– "Мы будем"! Кто же это такие "мы"?..
– И вдруг стал не только серьезен, а зол даже, когда добавил: - А ножиками, перочинными ножиками кто же будет картины резать?

– Я это слышала, что у вас одну картину разрезал известный нам провокатор, - сказала она улыбнувшись.

– Как так провокатор? Кличка его была Иртышов, насколько я помню, потому что ссыльным и заключенным он был где-то там на реке Иртыше! досадливо выкрикнул Сыромолотов.

– Уверяю вас, нигде он не был ни в ссылке, ни в заключении, а просто он агент тайной полиции!
– с такой энергией отозвалась на это Надя, что Сыромолотов не мог не поверить, однако спросил:

– Неужели же не революционер он, а провокатор?

– Провокатор и негодяй, - подтвердила Надя.

– Гм... Вот подите же, как можно сыграть роль!
– искренне удивился Сыромолотов.
– Провокатор! Кто бы мог подумать? А что это вы сказали насчет того, что кто-то убережет мастерскую мою от авиаторов?.. "Мы не дадим погибнуть", - вы сказали. Это кто же такие "мы"?

– Разве у нас нет своих авиаторов? Вы разве не читали о Нестерове, например?
– спросила она.

– А-а... Нестеров? Кажется, попадалась эта фамилия в газете. Есть художник Нестеров, поэтому запомнилась мне и фамилия авиатора этого... Ну так что же?

– Как "что же"? Он ведь первый в мире "мертвую петлю" в воздухе сделал!
– воскликнула она с таким воодушевлением, что он как будто подкивнул в сторону кого-то невидного третьего:

– Знай наших! "Мертвую петлю" какую-то! Ну, все равно, впрочем, что же я с вами-то об этом толкую?.. Что вы такое знать можете? Хотя... хотя вы вот почему-то знаете, что некий негодяй разрезал мою картину ножом и что он был всего-навсего провокатор и жулик... Это - совсем другая материя и совсем другой коленкор...