Это был вопрос существенный: банк "Общества взаимного кредита", не так давно тут основанный, сумел уже прославиться разными махинациями одного из своих основателей, итальянца Анжелло, и у Табунова таилась еще надежда, но ее разбил Невредимов сердитым ответом:

– Стану я во "Взаимном" деньги свои держать! В Го-су-дар-ствен-ном!

– В Государственном?.. Ну-ну-у!..
– И полез Табунов в свою бороду пятерней, что делал только тогда, когда был озадачен ловким шашечным ходом Полезнова.

– Этого и в японскую войну не было, чтобы золото в банках не выдавали, - припомнил Полезнов.

– Не было же, - истинно, не было! Никогда с того времени, как ассигнации ввели, этого не было, чтоб Государственный банк стал банкрут! азартно подтвердил Табунов.

– Тут не в банкротстве дело, - заметил Невредимов, хотя посмотрел на него не строго.

– Однако же почему же на бумажки перешел?

– Явное дело, золото из обращения изымают, - вот почему.

– А для чего же изымают?

– Разумеется, на случай, ежели вдруг война.

– Неужто ж и всамделе быть войне?
– обратился Табунов к Полезнову.

– В банке разве объяснения дают? Получай бумажки да уходи с богом, неопределенно ответил Полезнов, сам ошарашенный новостью не меньше хозяина.

Невредимов сидел в лавке недолго, он взял два лимона и ушел, а Табунов потом весь день, принимая деньги от покупателей, озабочен был только тем, золотом будут ему платить или бумажками, знают ли уже все, что золото "изымают", или кое-кто еще не успел узнать. Оказалось, что к вечеру об этом знали уж все и золотом не платили. Табунову оставалось сказать по этому поводу:

– Не зря, стало быть, говорится: добрая слава лежит, а худая по дорожке бежит... Теперь, значит, подымется у людей за золотом гонка.

А Полезнов поддерживал:

– Как бы к тому не привело, что за десятку золотую рублей по пятнадцать люди платить будут, - только давай!

– Во-от, истинно, так и быть может!
– воодушевлялся Табунов.
– У кого сбережены золотые были в своем бабьем банке, - в чулку, - этот, считай, теперь раза в полтора богаче станет!

– А войны никакой и духу и звания не будет!
– стоял на своем Полезнов.

– Дураков теперь много не найдешь войну начинать: все на том свете остались, - не оспаривал его Табунов.

Про себя, конечно, каждый из них соображал, сколько у него может найтись в "бабьем банке" золотых монет и нельзя ли вот теперь же, сегодня вечером, пока не все еще знают о приказе правительства, каким-нибудь образом добыть золота в обмен на бумажки.

II

Ни у Табунова, ни у Полезнова в семьях не было никого призывного возраста, так что лично их война, если бы она в самом деле разразилась, не задевала остро: у Табунова совсем не было сыновей, только дочери и от них малолетние внучки, а Полезнов только еще совсем недавно "пошел в семя".

Невредимов же не мог не обеспокоиться: пятеро племянников его уже стали совершеннолетними, и пока шел он к дому, держа фунтик с лимонами в левой руке, он соображал о каждом из них, смогут ли они уцелеть от призыва.

Вопрос этот был, однако, труден: неизвестно было, какая ожидалась война, если действительно допустить, что ожидалась: долгая или короткая? И сколько она могла потребовать людей: больше ли, чем японская, или меньше?

Коля был уже готовый офицер военного времени: он отбыл воинскую повинность и вышел прапорщиком; притом же он жил в Петербурге, и, хотя был инженером, все-таки это не освобождало от призыва. Вася мог быть взят в армию как врач; Петя - как только что окончивший свой институт. Только остальные двое - студенты - могли остаться.

Он подходил уже к своим воротам, когда встретился ему полковой врач расквартированного здесь довольно давно уже пехотного полка Худолей, Иван Васильич, - "святой доктор", как его тут звали, человек, снедаемый талантом жалости к людям.

Эта встреча показалась Невредимову как нельзя более кстати.

– Вот у кого я узнаю, - сказал он, - в чем суть дела! Здравствуйте, Иван Васильич, дорогой! Как у вас в полку насчет войны говорят?

Голова Невредимова, покрытая соломенной шляпой с широкими полями, подрагивала ожидающе, но Худолей, - христоподобный по обличью, очень усталый на вид, - только удивился вопросу:

– О какой войне?.. Кто с кем воевать начал? Я ничего не слыхал и не читал. Значит, все-таки начали?

– Со своими, со своими воевать начали, - объяснил Невредимов, - золото прячут!

– Как прячут? Отбирает полиция, что ли?

Только тут припомнил Невредимов, что доктор Худолей был вообще "не от мира сего", хотя и носил воинственные погоны - серебряные, с черными полосками - на своей тужурке. Поэтому он не стал ему ничего больше говорить насчет золота, спросил только:

– Как думаете, Иван Васильич, моего Васю, - ведь он теперь земский врач, - возьмут в случае войны или могут оставить?