– Как так объявила?
– почти шепотом прошелестела Наталья Львовна.

– Очень просто: взяла и объявила! Ведь срок ультиматума прошел, а как же! Значит, Сербия чем-то не угодила - вот и начали.

– Да от кого же это вы?
– изумился Макухин.
– Отчего же я не слышал? Я ведь только что сам-то пришел, - другое слышал, а этого нет.

– А что такое ты слышал?
– полюбопытствовал Добычин.

– А вы от кого слышали про войну?
– захотел сначала удостовериться Макухин.

– Грек один говорил в табачной лавке, что уж будто австрийцы стрельбу через Дунай по Белграду открыли, - вот откуда.

– А грек этот откуда же мог узнать?
– усомнился Алексей Иваныч.

– Как же так откуда? Греки чтобы не знали!
– не сдавался полковник. Да они всю подноготную знают.

– Однако же никаких телеграмм.

– А, может быть, у них свой телеграф - кабель какой-нибудь в Черном море! А ты что слышал?
– обратился полковник к Макухину.

– Я - плохое... Будто ополченцев первый разряд призывать вместе с запасными будут...

Макухин думал, конечно, что его тесть возмутится этим так же, как жена и Алексей Иваныч, но увидел, что полковник как-то вытянулся вдруг и посмотрел почему-то молодцевато.

– Опол-ченцев?
– раздельно спросил он.

– В том-то и дело.

– Составлять, значит, дружины ополченские думают? По регламенту Александра Первого? Тысяча девяносто шесть человек в дружине?.. Вот это, это действительно новость! От кого же ты это слыхал?

С каждым своим восклицанием полковник выпрямлялся и, наконец, даже как будто попробовал выпятить грудь.

– Несколько людей говорили, не от одного слышал.

– Но ведь в таком случае, - знаешь ли ты, что я состою в списке штаб-офицеров, пред-наз-на-а-чен-ных к занятию должностей командиров дружин?

– Папа! Вот как?
– удивилась Наталья Львовна.
– Отчего же я об этом не знаю?

– Неужели я не говорил? Говорил, должно быть, да ты недостаточно вслушалась в мои слова, почему и забыла... Да-с, вот именно так: могу быть командир дружины. А ты, значит, будешь у меня под командой, если тебя возьмут.

И полковник покровительственно положил руку на спину зятя и добавил:

– Неловко, конечно, нижний чин ты, - ну, что делать, как-нибудь тебя устрою...

– Выходит, Лев Анисимыч, что вы как будто бы даже... ничего не имеете против войны?
– спросил Дивеев.

– При чем же тут война, братец?
– прогудел начальственно Добычин. Война и дружина! Дружина будет себе в тылу, хотя бы здесь, нести гарнизонную службу, и все... И никто с нее ничего больше не спросит.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ИСПУГАВШИСЬ ДОЖДЯ, ПРЫГНУЛА В ВОДУ

I

Надя и Нюра, отправляясь в Петербург, сели не на курьерский, а на почтовый поезд, однако вместо двух с половиной они пробыли в дороге почти четыре дня: почему-то очень долго стоял на узловых станциях их поезд, пропуская вперед какие-то другие, большей частью товарные поезда, - красные вагоны и платформы. Надя строила сначала догадки, что простои на узловых станциях от забастовок, так что эти задержки на пути в бастующую столицу только поднимали ее настроение. Но, проехав Харьков и Курск, она, как и другие пассажиры, убедилась в том, что мешают движению их поезда военные поезда, которые идут не в целях подавления забастовки.

Выходя кое-где на станциях с чайником за кипятком, Надя очень внимательно смотрела по сторонам и вслушивалась в разговоры, однако пока все еще оставалось прежним - и станции с их суетой, и разговоры.

В Понырях, где на перроне толпилось много солдат, Надя спросила одного, веселого с виду:

– Далеко едете?

– Куда везут, туда и едем, - ответил веселый.

– Куда же вас везут?

– Про это начальство знает, - сказал веселый; но пригляделся к ней другой, с тяжелым взглядом, с серебряным кольцом на указательном пальце и с одной лычкой на погоне, и спросил ее сам:

– А вам, барышня, зачем же это требуется знать?

– Так себе, - сказала простосердечно Надя.

– А "так себе", значит, это вам ни к чему, - загадочно решил ефрейтор, но посмотрел на нее при этом так неприязненно, что она только вздернула плечом и отошла.

В отношении Нюры она вела себя подлинной старшей сестрой. В дороге это было тем более к месту, что Нюра в первый раз выехала из Крыма, а Наде было уже знакомо много станций, и хотя из окна вагона, но она уже видела раньше и не один раз многие города по магистрали Петербург - Севастополь, и с каждым у нее уже было связано кое-что.