– Что "не сразу"?
– не понял Мирный.

– Ну "что" - все три батальона... с самого начала... а только один первый?

– Думал - хватит одного, - объяснил адъютант, а Черепанов кивнул бородой кверху и сказал с расстановкой:

– Индюк тоже... думал-думал... взял да издох.

Сам же он в это время усиленно думал, идти ли ему тоже из блиндажа вместе с ближайшим к нему вторым батальоном, или остаться; спросить об этом своего адъютанта он не решался, а прямого приказа об этом пока не получал.

Он мог бы спросить самого начальника дивизии, где ему быть, раз атаку будет вести весь полк, но счел неудобным спрашивать о том, что предполагалось известным ему самому, как командиру отдельной части.

Да и некогда уж было спрашивать: дальше все пошло гораздо быстрее, чем он представлял.

Первый полк и два батальона второго обошли левый фланг австрийских позиций; Черепанов не знал об этом и своему третьему батальону, который вел на окопы противника неосновательный Кубарев, приписал успех этого первого в своей жизни боя.

Когда в розоватом дыму от австрийских снарядов, делавшем все впереди фантастичным, бежали, вопя "ура", тысячи человек его полка, старый, долгобородый полковник не мог уже устоять в своем блиндаже: он выскочил наружу, несмотря на трескотню пулеметов и винтовок.

Все-таки он подлинный хозяин полка, этого отнять у него никто бы не мог, как никто бы не мог убедить его в тот момент, что не он, стоя сзади, ведет в бой свои батальоны. Подняв правый кулак и весь напрягаясь до красноты шеи, он тоже кричал "ура", - он не отделял себя от своих солдат и офицеров, не замечая даже, как многие падали, следил только за тем, как сокращалось расстояние между его людьми и линией австрийских окопов, и вот тогда-то он заметил успех третьего батальона.

И когда рядом с ним вытянулся длинный и тонкий поручик Мирный, только что вышедший из блиндажа, он крикнул ему радостно:

– Каков Кубарев, а! Посмотрите!

На это Мирный отрапортовал, подняв к козырьку руку:

– Господин полковник, получена телефонограмма: подполковник Кубарев убит.

Черепанов вздернул мохнатые брови, вздернул плечи и непроизвольно перекрестился мелким крестом.

Встречный бой двух авангардных отрядов закончился победой дивизии генерала Горбацкого, но маневр его не мог, разумеется, застичь врасплох австрийцев: они отступили, очень искусно прикрываясь рощей, фольварками и складками местности за ними. Хорошо помог им и висевший длинным полотнищем густой белый дым от разрывов русских снарядов. Впереди шли их батареи, за ними пехота форсированным маршем.

Горбацкий не отдал приказа преследовать отступающих; он решил, что его дивизия заслужила отдых, взяв позиции противника и около четырехсот пленных, из которых большинство были чехи.

Он приехал сам осмотреть позиции, которые занял.

Это был толстый, внушительного вида старик, давно уже привыкший в себе не сомневаться, но зато сомневаться во всех своих подчиненных, почему и смотреть на них не иначе как исподлобья, говорить с ними нарочито сиплым голосом и даже когда приходилось "благодарить за службу", то выкрикивать это с такой наигранной интонацией, как будто за благодарностью непременно должно было последовать весьма многозначительное "но".

Таким генерала Горбацкого уже несколько лет знал Черепанов, таким увидел его тут же после боя: ведь генерал был во время боя далеко в своем штабе и приехал на лимузине, что же в нем могло измениться?

Верхние веки его казались тяжелыми от двух черных бородавок на них, щели глаз узки еще и от зыбких мешков под глазами; в прозор между двух лопастей серой, как волчья шерсть, бороды мерцал орден.

Черепанов, делая твердые широкие шаги, подошел к нему с рапортом:

– Ваше превосходительство, вверенным мне полком противостоявшие позиции неприятеля взяты!

Ему казалось даже, что и этого не следовало говорить, лишнее, ведь генерал знал это, но Горбацкий, не опуская жирных пальцев, поднятых к правой брови, буркнул:

– А потери?

– Потери, ваше превосходительство, еще не приведены полностью в известность.

– Э-э, "не приведены"!.. Значит, и сосчитать трудно, а?.. Подадите потом письменный рапорт по форме.

– Слушаю, ваше превосходительство.

– Здравствуйте!
– Протянул руку, приподнял веки с бородавками и добавил невыразительно: - Поздравляю.

Только услышав это последнее слово, Черепанов просиял, наконец, утвердившись в мысли, что вместе с его письменным рапортом будет послано по начальству представление его в командиры не отдельной бригады.

Горбацкий пробыл недолго, - он поехал в первую бригаду свою, предоставив Черепанову время для подсчета потерь, и тот мог, наконец, со всей очевидностью для себя, гораздо раньше, чем для начальства, уяснить, что осталось от его первого батальона.

Первая рота потеряла половину людей - сто двадцать два человека, вторая тоже свыше ста человек, третья и четвертая несколько меньше, а всего один только батальон потерял больше, чем весь полк взял пленных. В других батальонах вышло из строя если и не так много людей, как в первом, однако их хватило бы на целую роту военного состава.