Для Ели это было так неожиданно, что она широко раскрыла глаза.

– По-моему, для тебя это единственный выход из твоего скверного положения, - сказал Володя.

– Что "единственный выход"?
– почти шепотом спросила изумленная Еля.

– А вот то, что ты вздумала идти в сестры милосердия, - пояснил Володя, причем никакого тона превосходства даже, не только насмешки над собою, Еля в его голосе не уловила и посмотрела за это на него благодарно.

Однако ей пришлось сказать:

– Да ведь не берут меня по малолетству, называется это у них "возрастной ценз"... Ты же слышал, конечно, - я говорила маме: требуется непременно не моложе восемнадцати.

– А ты отчего же там им не сказала, что тебе уже есть восемнадцать?.. Совершенно не понимаю, чего же тебе было с ними стесняться?
– возразил ей Володя с большим, свойственным ему презрением - только не к ней уже, а к ним.

– А документы? Ведь документы требуются, чтобы зачислили на курсы, объяснила брату Еля.

– До-ку-менты!.. Подумаешь, великая штука!.. Представь увольнительное из гимназии свидетельство, - вот и все.

– Да ведь я представляла, а там стоит год рождения - тысяча восемьсот девяносто восьмой, - доверчиво поделилась с Володей своим несчастьем Еля и увидела, что старший брат ее, "Маркиз", всегда такой чопорный в последний год, пренебрежительно и даже как-то озорновато усмехнулся.

– По-ду-маешь!
– протянул он.
– Как будто нельзя в этой бумажонке переправить восемь на шесть! Большая штука!

– Как же так переправить, Володя?
– прошептала испуганно Еля.
– Ведь это же подлог будет, за это под суд отдать могут.

– Ну да, "под суд"!
– снова усмехнулся совсем по-взрослому "Маркиз". Что же ты состояние, что ли, чужое этим подлогом приобретаешь? Только и всего, что будешь с вонючими ранеными возиться или сыпным тифом болеть... Великая выгода тебе от такого подлога!
– сразу разрешил все сомнения брат.

– А разве судить за это не будут, если узнают?
– уже не шепотом, а вполголоса, чтобы окончательно поверить брату, спросила Еля.

– Вот так новости! Кому же это интересно будет тебя судить? Кто и что от этого может выиграть?.. Ведь ясно, что никто и ничего!

– А вот же в метрике моей - там никак нельзя исправить, - вспомнила Еля.
– Там написано словами "девяносто восьмого года", - вспомнила Еля.

– А какой же отсюда вывод? Только то, что о метрике ты молчи, как пенек, - вот и вся политика.

– Да ведь спрашивают ее, метрику... Говорят: "Метрическое свидетельство принесли?"

– Ничего не значит, что спрашивают. Ты скажи, что потеряла, а когда новую выправишь, то непременно доставишь в целости, - вот тебе и все.

– Ты, Володя, хороший!
– растроганно сказала Еля, дотронувшись до его руки и глядя на него не только благодарно, а даже и восхищенно.

Она поняла его участие к ней так, как ей хотелось понять, то есть что он простил ей и забыл тот позор, какой, по его же словам, тогда зимою внесла она в семью всеми в городе уважаемого врача-бессребренника, "святого доктора" Худолея.

Володя же спросил ее вдруг:

– А занятия на курсах сестер бесплатные?

– Конечно, бесплатные, а то как же, - удивилась его неосведомленности в этом Еля.

– Вот видишь, - сказал Володя, - а мне непременно нужно будет, как приеду в Москву, внести пятьдесят рублей за слушание лекций за первый семестр, иначе меня и в аудиторию не пропустят, а мама не хочет этого и знать.

У Володи дрогнул при этих словах подбородок, и Еля поняла отчего - она слышала накануне крики матери и брата около шкафа отца.

Сразу стала она на его сторону.

– Конечно, Володя, ведь тебе же нужны деньги, а мама... Я не знаю даже, что бы я в состоянии была сделать на твоем месте, Володя!
– вдруг пылко сказала она, сжав оба кулака сразу и вскинув их перед собой с большой энергией.

– А что бы именно ты все-таки сделала бы?
– не без надежды спросил Володя.

– Взяла бы да действительно подобрала ключ, - ответила Еля заговорщицким шепотом и оглянулась при этом инстинктивно, хотя в доме никого не могло быть, кроме них.

– А как же это подобрать ключ?
– перешел тоже почти на шепот и Володя.

Еля же припомнила вдруг:

– Я слышала, что даже и ключа подбирать не надо: можно и просто проволокой замок отпереть.

– Проволокой?

Володя добросовестно подумал секунды четыре, потом добавил: