– В девять вечера приходит какой-то поезд.

– В девять, да... Должен был прийти в девять... Так и жена говорила... А он пришел в четыре, да. В четыре утра! Черт знает, безобразие какое! От девяти часов и до четырех утра - ведь вот насколько он опоздал!.. Безобразно как стало теперь с поездами!.. А измученная какая приехала, бедная! Гм... не знаю уж, не больна ли... Теперь спит... Ну, может быть, встала уж, пока я здесь. Пойду... А вам что-то такое причитается... Или что там такое?.. Вот в штабе узнаете... Командировка какая-то.

– А-а! Это бы неплохо - командировку куда-нибудь.

– А, разумеется! Что же на одном месте торчать!

– Я бы не прочь... в Москву, например... или в Питер, - оживился Ливенцев.
– Только кому бы понадежнее мне посты передать?
– вспомнил он Миткалева.

– Посты передать? Кому? Зачем?

– Да ведь раз командировка, то, само собою...

– Куда командировка? Да нет, это совсем не вам командировка, это тот, как его, капитан этот... Урфалов в командировку едет... А вам... не помню, телефоны какие-то, кажется, получать.

– Вот как! Телефоном посты мои связаны будут? Это чудесно!

– Да нет же, что вы - телефоны! Не телефоны совсем, постойте!.. Вам еще что-то такое...

– Если что-нибудь ужасное - забудьте, пожалуйста, - посоветовал, улыбнувшись, Ливенцев.

– Я и так забыл... Гм... Ну, идите в канцелярию, там вам скажут. А я уж к жене... Она ведь ненадолго приехала. Скоро опять ей, бедной, ехать в вагоне... До свиданья!

Ливенцев пошел, думая, что еще такое новое могло ожидать его в штабе дружины, когда услышал сзади себя:

– Эй! Красавец!.. Стойте-ка!

Оглянулся. Полетика, приставив руки рупором ко рту, кричал:

– Вспомнил я! Деньги вам добавочные кормовые получать! Там, у заведующего хозяйством! Для нижних чинов!

– Понял!
– крикнул в ответ Ливенцев, взял под козырек и пошел туда, где уж ничего загадочного не было: ни командировки, ни телефона, ни чего-нибудь такого еще, но неприятно было, что деньги получать почему-то не у казначея, а у самого Генкеля.

Впрочем, он думал, что это только такой оборот речи: говорится - "у заведующего хозяйством", а получается - "у казначея".

Зауряд-чиновник из мариупольских греков Аврамиди, прозванный Ливенцевым за огромный нос зауряд-Багратионом, был всегда почтителен к офицерам и точен в своих расчетах. У него была особенность: он говорил очень тихо, "по секрету", и совершенно без нажимов на то или иное слово. Лицо у него было белое, сытое, но черные маслины-глаза глядели всегда грустно, отчего печальным казался даже и его не по лицу дюжий нос. И даже совсем новенькие кредитки как-то очень печально, как осенние листья осин, шелестели под его белыми пальцами. Так же шелестели они и теперь, когда он отсчитывал их Ливенцеву как основные кормовые деньги, но насчет добавочных он сказал по-своему монотонно и тихо:

– Мне ничего не известно. Никаких приказов по поводу этого я не получал.

– А может, командир наш, по обыкновению, что-то такое напутал? спросил Ливенцев.

Аврамиди развел политично-неопределенно руками и вздохнул протяжно одним только носом, похожим на хобот тапира. Но писарь-"приказист" Гладышев, с лунообразным веселым лицом, подойдя к ним, сказал:

– При мне было. Заведующий хозяйством сам говорил: "Надо выдать добавочные кормовые тем, которые на железной дороге".

– Ну вот, так мне и командир сказал... А заведующий хозяйством здесь? спросил Ливенцев.

Гладышев только что успел сказать: "Так точно, здесь", - как из кабинета командира вышел с какими-то бумагами сам Генкель.

– Господин подполковник! Командир дружины послал меня к вам получить от вас добавочные кормовые деньги для людей на постах, - брезгливо, однако без запинки сказал ему, подойдя, Ливенцев.

– Здравствуйте!
– протянул ему руку Генкель.

Ливенцев удивленно глянул на эту мясистую руку, еще удивленнее - на самого Генкеля и продолжал:

– Так вот, эти добавочные кормовые деньги я и прошу мне выдать.

– Здравствуйте!
– повысил голос и сильно покраснел Генкель, поднимая выше, делая заметнее для Ливенцева свою тяжелую руку.

И Ливенцев быстро спрятал свою правую руку за спину и сказал, точно не слышал:

– Сколько именно этих кормовых денег приходится на каждого нижнего чина - этого мне не передавал командир дружины...

– Здравствуйте же!
– закричал Генкель, совершенно багровея и поднося руку к самому почти лицу Ливенцева, так что, отступая на шаг, прапорщик сказал подполковнику: