– Вот командир бригады скажет вам, в каком я чине!

– И отлично! Так что наконец-то и я узнаю это! Что ж, всякое знание полезно, я всегда был такого мнения.

Так они разговаривали идя, причем Ливенцев шел не рядом с Генкелем, а старался держаться на полшага сзади: слишком противно было бы идти с ним рядом.

Он представлял стеклянные моськины глаза на обрюзгшем кувшинном рыле генерала Баснина, и в ушах его уже начал дребезжать хрипучий голос, тот голос, которым когда-то разносил этот "синопец" безмолвного перед ним Полетику.

"Ну, я таким безмолвным не буду!" - решил про себя Ливенцев и в то же время думал, как именно будет он говорить, если тот сразу же начнет на него орать хрипуче. Ведь Генкель в его глазах является "расторопным штаб-офицером", то есть вполне достойным заступничества и поощрения, и, может быть, генерал-майор Рейс, начальник штаба Баснина, является как раз "рукою" Генкеля?..

Однажды видел Ливенцев этого сухощавого седоусого немца, который вел себя при Баснине, точно ученая комнатная собачка, и "делал стойку" всякий раз, как только появлялся в канцелярии штаба из своего кабинета Баснин, то есть вскакивал и замирал руки по швам. Но в то же время известно было всем, что именно он ведет все дела бригады по своей линии, так как Баснин ленив, притом часто объедается и оттого болеет желудком и не всегда бывает в штабе.

Кое-какая надежда на то, что Баснина не будет в штабе и теперь, появилась у Ливенцева, когда они дошли до трамвайной остановки, но на всякий случай он все-таки перебирал в уме все, что мог бы сказать в оправданье, если бы Баснин захотел его выслушать. И пока ехал в трамвае, составил что-то вроде речи из целого ряда его недоуменных вопросов о Генкеле, а Генкель сидел в это время у окна, наполовину открытого ввиду теплого дня, и курил, дым выпуская в окно.

В штабе бригады оказался один только адъютант, пожилой поручик, ходивший по канцелярии. На вопрос Генкеля, можно ли по весьма серьезному делу видеть командира бригады, адъютант ответил бесстрастно, как судьба:

– Генерал Баснин дома, болен... Генерал Рейс поехал к нему с докладом.

Генкель обернулся к Ливенцеву:

– Хорошо, прапорщик... Мы можем в таком случае поехать на дом к генералу Баснину.

– Была охота ехать к больному генералу с полнейшими пустяками! отозвался Ливенцев.

– Нет-с! Это не пустяки!
– повысил было голос Генкель.

– С вашей точки зрения?.. Только не с моей.

– Тогда поедем сейчас же к командиру дружины!

– Вот что: вы можете ехать, конечно, куда вам будет угодно, а мне это все надоело, и я пойду домой. Кормовые деньги я все-таки надеюсь от вас получить сегодня: их можно прислать с кем-нибудь из писарей ко мне на квартиру.

– Нет! Уходить вы не имеете права!
– попробовал было начальственно прикрикнуть Генкель, но Ливенцев усмехнулся:

– Е-рун-да! Как это так не имею права?.. Вот взял и ушел!

И быстро двинулся к выходу.

– Я сейчас же еду к командиру дружины!
– кричал ему в спину Генкель.

– Можете! Не запрещаю!
– отозвался Ливенцев от дверей и, не обернувшись, пошел домой обедать.

А дома ждал его ратник с одного из постов Степан Малаха, который передал ему словесное приказание зайти на вокзал вечером.

– От кого приказание?
– спросил Ливенцев.

– Жандарм с седой бородой переказывал, ваше благородие.

– Вахмистр? Гончаренко?

– Не могу знать, как фамилия. А медаль он имеет золотую.

– Значит, вахмистр передал тебе... А от кого приказание?

– От якого-сь полковника.

Ливенцев понял, что приказание идет от жандармского полковника Черокова, и подумал, что, может быть, Генкель успел поговорить с ним по телефону, с этим Чероковым, может, они были когда-нибудь сослуживцами...

Черокова он видел всего только раз, когда принимал посты на железной дороге, так как посты эти каким-то образом были в ведении жандармской власти и дежурный по вокзалу жандарм обыкновенно добывал ему дрезину для объезда постов и рабочих, чтобы вертеть дрезину.

Вечером Ливенцев поехал на вокзал, где старый вахмистр Гончаренко, по своей представительности годившийся в генерал-губернаторы, нагнувшись к нему, сказал ему тихо и таинственно:

– Дня через два ожидаем его величество.

– Вот как!
– очень удивился Ливенцев.
– Отчего же нигде об этом ничего не говорят?

– То есть, где же это нигде?
– осведомился Гончаренко.

– Да вот я был сегодня в штабе дружины и в штабе бригады - нигде ничего не слыхал.

Жандарм стал совсем таинственным и сказал почти шепотом:

– Секретная депеша, только в обед получена.

– Ну, у меня на постах все в порядке. А завтра поеду - кормовые деньги раздам.

– Завтра я распоряжусь, значит, насчет дрезины... А ко скольким часам дрезину заказать?