– Не понимаю, зачем эти бабы все это болтали, но они несли наглую ложь! – проговорил Дру с пылающим лицом. – У меня не было других женщин с тех пор, как я встретился с тобой. Черт меня подери, Чикаго, ты все еще столь наивна, что не понимаешь, когда мужик тобою очарован? И с какой стати я попрусь по бобы, если у меня дома бифштекс? Ну-ка ответь мне!

Если он хотел таким образом успокоить ее, то он просчитался! У Дру была скверная привычка говорить не то, что надо. Так было всегда и, вероятно, всегда и будет. Он говорил об их браке, как о заказанном в харчевне обеде! У него начисто отсутствовали романтизм и сентиментальность, а между желать и любить лежит целая пропасть. Поэтому она не смогла с этим примириться. Мысль о том, что Дру ей неверен, разрывала сердце.

Тори стояла в спальне, опустошенная и несчастная. Ей хотелось верить тому, что Дру не предал ее, но без его признания в любви это не удавалось.

Хуберт не намеревался расставаться после брака с Тори со своими любовницами. Почему же она ожидала, что такой сильный самец, как Дру, оставит своих многочисленных обожательниц? Тори была готова не обращать внимания на неверность Хуберта, поскольку с самого начала не любила его. Но она не могла простить этого Дру. Хуберт не мог причинить ей боль, так как был совершенно безразличен, а к Дру она была слишком привязана, и его неверность заставляла ее страдать по-настоящему.

Чертыхаясь себе под нос, Тори яростно рылась в шкафу, отыскивая прозрачное неглиже, которое она приобрела в Каунсил-Блаф. Шагнув за ширму, она скинула платье и облачилась в это творение из паутины, которое имело глубокий вырез на груди и едва прикрывало округлости бедер. Выдернув шпильки из волос, она проскользнула через комнату, воображая себя одной из многих шлюх, с которыми Дру, несомненно, путался.

Подглядывавший Дру открыл рот, увидев наряд, который скорее соблазнял, чем что-либо скрывал. Поняв, что она привлекла внимание похотливого сатира, Тори предстала перед ним. Одной рукой она гладила себя по бедру, а другой – играла серебристой прядью, ниспадающей ей на плечо. Похлопав какое-то время глазами, она опустилась в обольстительной позе на кровать.

– Что тебе нравится, дорогой? – насмешливо промурлыкала она. – Ты мне об этом скажешь до или после того, как мы повозимся на простынях?

Немое рычание вырвалось из сжатых губ Дру.

– Брось, Чикаго. Из тебя никогда не выйдет проститутки. Его замечание только подзадорило ее.

– Если у тебя есть деньжата, можешь делать все, что угодно, – пробормотала она, закатывая глаза. – Смелее, мой мальчик! Не будь так застенчив. Ведь тебе же это не впервой. Бог знает, ты, наверное, провел в постели времени больше, чем на ногах.

Она чуть приподняла бровь, когда с его губ сорвался громоподобный рык.

– Что с тобой? Ты хочешь сегодня вместо меня развлечься с другой милашкой?

Терпению Дру настал предел. Попытки Тори высмеять особо интимные моменты прошлой ночи довели его до предела, и он взорвался. Одним прыжком он налетел на нее и пригвоздил к кровати.

– Ты хочешь, чтобы с тобой обращались как со шлюхой? Хочешь грубого насилия? – со злостью спрашивал он.

Фиалковые глаза сверлили его.

– А ты обращался со мной иначе? – выпалила она, пытаясь побольнее уязвить его. – Я всегда была для тебя не кем иным, как твоей личной шлюхой, и это все, что тебе требовалось от брака.

Горечь обиды захлестнула ее, когда она осознала, что была далеко не единственной женщиной, спящей в его могучих объятиях и испытывающей дрожь от его умелых ласк.

– Я не ожидала, что окажусь твоей первой женщиной, но хотела быть по крайней мере последней и единственной. – Слезы заливали глаза, но Тори гневно смахнула их, желая доиграть пьесу. – Ты предал мое доверие, и я не хочу этого прощать. Если я для тебя не более чем одна из многих потаскух, которых ты посещаешь, то должна и вести себя соответствующе!

Дру был взбешен. Он мог оправдываться до посинения и все равно не сумел бы переубедить упрямую Тори! В ее глазах он будет виновен до тех пор, пока не сможет доказать своей невиновности, а если и сможет, она, вероятно, обвинит его в подкупе свидетелей. Он так ждал этой ночи, но Тори все испортила своей ребячливой тирадой и попыткой представить бесстыдную потаскуху.

Вскочив с постели, Дру сунул руку в карман и швырнул Тори полную горсть монет и золотых самородков.

– Вот тебе деньги, шлюха! – закричал он. – Найми учителя, милочка, чтобы он обучил тебя, как обольщать мужика. Тебе еще долго предстоит в этом практиковаться. А если ты думаешь, что я шляюсь по всему городу, то, может, так оно и есть, просто чтобы доказать, что ты права.

Это были жестокие слова, но гнев и разочарование развязали ему язык и заставили их произнести. То, что Дюк Кендрик сказал то же самое несколько часов назад, заставило Тори с трудом удержаться от слез. С таким же успехом Дру мог сказать, что она просто не может сравниться с женщинами, которых он знал и что неопытность неприятна ему.

Теперь правда открылась, и Тори больше ни минуты не могла оставаться в одной комнате с этим мускулистым животным. Дру не мог нанести раны глубже, если бы даже избил ее.