Петр Иванович прислушался к бурчанию бурдюка. Поразительно - бурдюк декламировал газель поэта Ансари:

О Ансари! Ты играешь в шахматы с роком!

Вдруг ты получишь мат

И злой рок хитро выиграет?

Да, видно, бурдюк грозил прорваться, а тогда - жди беды. В Азии дела делаются в одно мгновение. Надо успокоить Алаярбека Даниарбека.

И доктор прибег к испытанному у узбеков средству - к аскиябозлику состязанию в остротах. На многозначительную мысль Ансари он ответил словами Саади:

От кого ты, Лукман, научился вежливости?

"От невежд", - ответил мудрый врач.

– Вежливость? У Керим-хана вежливость?! На пути совершенствования он давно стал хромым ослом!
– отрезал маленький самаркандец, и в груди у него снова забурлило, забурчало.

– Мы здесь гости. Лев и джейран на водопое пьют воду рядом, - заметил доктор.

– Мой нож давно уже соскучился по кишкам этого льва...

– Ой-ой, то он ишак, то лев. А до Самарканда тысяча верст. Помните, стойкие не сходят с пути благоразумия.

Напоминание о Самарканде заставило Алаярбека Даниарбека еще сильнее забурлить, и доктор ничего больше не смог разобрать.

Тем временем они вышли на открытый берег. Тяжелые воды Герируда сверкающей ртутью катились мимо. Вдали, чуть видные в испарениях, млели домишки у переправы. Наперерез, через реку, полз каюк перевозчика.

С шумом, треском, воплями из тугаев на прибрежный песок вывалилась орава охотников под предводительством распаленного, красного от водки и солнечных лучей Керим-хана. Взмахнув новеньким английским винчестером, он окликнул Алаярбека Даниарбека:

– Самарканд, а Самарканд! Ты хоть раз в жизни выстрелил, Самарканд! Да ты зажимаешь уши, когда стреляют, Самарканд!

Доктор опасливо глянул на Алаярбека Даниарбека. Благоразумие, осторожность являлись, пожалуй, главными добродетелями маленького самаркандца. Ну а вдруг... Ну а если он схватится за нож? Можно представить себе, что произойдет!

Но Алаярбек Даниарбек не схватился за рукоятку своего отличного уратюбинской стали ножа. Он вежливо улыбнулся и сказал, вкладывая в свой тон столько издевки, сколько мог:

– О ваше превосходительство, позвольте мне ваше разболтанное ружьишко, из которого стрелял еще сам допотопный Сиявуш.

– Что ты болтаешь, умник! Мой винчестер - весенняя молния.

Но он безропотно отдал винтовку Алаярбеку Даниарбеку со словами:

– Только не зажмуривай глаза, эй, ты, Самарканд!

Вместо ответа Алаярбек Даниарбек, почти не целясь, выстрелил. Ворона, сидевшая на верхушке тугайного тополя, упала.

– Ого, да ты умеешь, оказывается. Стреляй!

– Во что?.. Где твои кабаны, хан?

Пошатываясь на месте, Керим-хан завертел своей головой в гигантской чалме и заревел:

– Вон... Смотри! Кабан! Цель в глаз...

У Петра Ивановича сердце сжалось.

"Начинается", - подумал он, проследив взгляд белуджа.

По белой сухой отмели, держа винтовку опущенной вниз и разглядывая на песке кабаньи следы, шел мистер Джеффри Уормс. Услышав вопль Керим-хана, он помахал пробковым шлемом и крикнул что-то в ответ, но ветер отнес его слова.

– Кабан!
– вопил вождь белуджей.
– Настоящий кабан! Стреляй!

– Что ты!
– протянул маленький самаркандец, жадно разглядывая белуджа.
– Зачем стрелять в него? Что он, враг мне? Если захочу, найду врага.

Он побледнел как смерть. Его трясло.

– Заяц ты, баба ты... Клянусь аллахом, ты, Самарканд, трусливая твоя душа, промажешь...

– Я не убийца.

Жилы на руках Алаярбека Даниарбека напряглись. Глаза его, сверлившие белуджа, сделались дикими.

– Стреляй!
– кричал Керим-хан.

Доктор шагнул вперед и схватил за дуло винтовку.

– Спокойно, Алаяр! А вы, хан, что вздумали? Что за шутки?

– Доктор, не мешай! Хочу повеселиться!
– прохрипел Керим-хан, и всхлипы смеха вырвались из его груди.
– Ладно, если твой слуга - баба... Давай сюда!

Он рвал к себе винчестер.

– Терпеть не могу, когда играют с ружьем, - резко сказал Петр Иванович.

– А ты видел, как я стреляю?
– самодовольно проговорил Керим-хан. Вскинув винчестер, он крикнул Уормсу, все еще разглядывавшему следы на песке: - Эй, эй, инглиз, сгори твой отец, берегись!