– Учись фотографировать. Только береги, не забывай, что это дорогая для меня память.

Так фотолаборатория Миколы перестала быть только его хозяйством. Теперь здесь подолгу засиживался и Шурка. Он готовил брату реактивы, присматривался что к чему и постепенно научился обрабатывать кинопленку. Но все же обычная фотография увлекала его больше. Он считал, что любительская кинокамера еще несовершенна. Какое же это кино, если оно немое!

– Подожди, - как-то заспорил с ним Микола. - У кинематографа есть и более сложные проблемы, чем звук. Скажем, объемность. На экране она исчезает. Мы видим все словно одним глазом. Не то что на сцене в театре. В этом большой недостаток кинематографа.

– Почему? - не понял Шурка.

– А вот посмотри, закрыв глаз, на некоторые предметы. Ты не отличишь, какой из них находится дальше, а какой ближе. Глаз словно фотообъектив. Тут, брат, закон оптики.

– А что, если сделать камеру с двумя объективами?

– А снимать как?

– На две пленки, а потом склеить их: кадрик с одной, кадрик с другой.

– На одну проекцию?

– Конечно.

– Ишь ты, хитрец какой, - улыбнулся Микола. - Ничего не выйдет. Напрасные хлопоты.

– Почему?

– Длина ленты совсем другой будет, кадры разные, без четкой последовательности.

– Так ведь можно же рассчитать, - упрямо стоял на своем Шурка.

– Ничего ты не понял, - рассердился Микола. - А вообще-то попробуй. Увидишь, что из этого получится. - И, чтобы отвязаться от брата, пообещал ему дать для опытов свою кинокамеру.

Но, как говорится, обещанного три года ждут... Пока Шурка дождался камеры, наступили летние каникулы. Первые невеселые для него каникулы - с работой на осень по русскому языку. Вполне понятно, что он и не заикался о кинокамере.

Микола тем временем сдал экзамены за первый курс университета и вместе с друзьями, прихватив кинокамеру, поехал на целину. Их комсомольско-молодежный отряд должен был пробыть там до конца сентября. Вместе со студентами других институтов. На прощание он сурово сказал брату:

– Не бездельничай. Не теряй зря времени. Теперь без науки, без знаний и шагу не ступишь, не то что опыты с оптикой ставить.

Шурка вовсе и не считал себя бездельником. И чтобы доказать это брату, он решил не отступаться от своей затеи. Особенно после того, как однажды прибежал к нему Казик с новенькой кинокамерой.

– Не лишь бы какая - "Амбассадор"! - не удержался он, чтобы не похвастаться. - Из Ленинграда отец привез.

– Заграничная? - не поверил Шурка, потому что камера была точно такой же, как и у Миколы.

– Да нет же, наша! На экспорт в Англию идет.

– А почему "Амбассадор"?

– По-нашему - посол, - объяснил Казик.

"Амбассадор" на красивом витом ремешке висел у Казика на шее, и он все нацеливался то на Шурку, то на стены... Вертелся, приседал, щелкал затвором, показывал, как он будет снимать.

Вот тогда Шурка и рассказал Казику о своем замысле. Но Казика это не очень увлекло. К тому же он собирался на все лето в деревню, в родные места отца. Он сказал:

– Вернусь - попробуем. Ладно?

– Как хочешь, - огорченно ответил Шурка.

И все же опыты с объемным кино он не забросил. Надумал приспособить к киносъемкам свой "ФЭД". Попробовал фотографировать на узкую пленку одни и те же неподвижные предметы. Закреплял фотоаппарат на штативе и щелкал кадр за кадром, пока не кончалась вся кассета. Потом перезаряжал и повторял те же самые кадры, но уже сместив "ФЭД" немного в сторону, как раз на расстояние между глазами.

Иной раз, наблюдая за занятиями сына, мать недовольно говорила:

– Что это ты все колдуешь? За учебники бы лучше взялся. А то и не заметишь, как лето пролетит.

– Ничего, еще успею, - успокаивал ее Шурка и снова брался за свое.

Трудно сказать, чем бы это все кончилось, если б не Агей Михайлович.

Как-то в середине июля учитель наведался к Шурке. Шурка как раз нацеливался "ФЭДом" на вазон.

– Ого! - удивился Агей Михайлович, поздоровавшись. - А я и не знал, что Протасевич-младший тоже фотографией увлекается! Интересно, какая у тебя выдержка при таком освещении?

Шурка смутился: он не предполагал, что Агей Михайлович придет в это время. И очень удивился, что учителя математики тревожит его подготовка по русскому языку.

– Безусловно, и отдыхать надо, - говорил Агей Михайлович, - но кто же виноват, что у тебя нелады с языком. В седьмом классе еще больше работать придется. Знания должны быть прочными. А ты обо всем забыл...

Мамы дома не было. Шурка и не заметил, как постепенно рассказал Агею Михайловичу про все-все: и как каникулы проводит, и что от брата давно писем нет, и о своем замысле с киносъемками.