Шрифт:
Сдвинут столы тени и боги в славном чертоге.
Вечность в итоге.
Иглы мглы.
20.08.00
Ненавижу состояние сытости, величание женщины блядью, картографирование закрытости, вышивку крестом и гладью.
Обожаю состояние невесомости, черемуховые холода и карие глазки, отсутствие черты оседлости и древнерусские сказки.
Ненавижу - обожаю...Этой парадигмою опьянен похлеще водки и пива.
Мозгами двигаю, ногами дрыгаю, догадайтесь с трех раз - чему альтернатива?
25.08.00
Надо ли было метаться и рифмовать наугад, чтобы пружинно попасться в лаокооновый чад?
Юбка. Колени. В колготках.
Тщетно - зови, не зови - сорокалетняя тетка мне говорит о любви.
Бывшей. Сгоревшей до срока в невыносимом чаду давних взаимных упреков, тщетно взывавших к стыду.
К совести. Зряшное дело - мерить рассудочно страсть.
Только не знает предела либидо сладкая власть.
Жить надо тихо и кротко, ротик закутав в платки, чтоб сквозь чужие колготки не замечать ноготки.
6.01.01
Среди дряхлеющих собак сам, постаревший словно псина, курю слежавшийся табак и нянчу призрачного сына.
Мертворожденного. В ночи невыдохнувшего проклятье всем тем, кто гычет, как сычи, мол, все мы сестры или братья.
Век умер, веками прикрыв глаза гноящихся иллюзий, чтобы прорвавшийся нарыв, как шар бильярдный ухнул в лузу.
Век тоже выдохнуть не смог последнее благословенье, чтобы неправедный итог возвысил наше поколенье.
Глядит луна, собачий глаз, на немоснежную долину, на домы, на безгласных нас, на шелушащуюся псину, решившую: "И я - герой, и должен зваться человеком"...
А туча, тешучись игрой, спешит прикрыть луну, как веком.
8.01.01
ВЫБОР
Не плачь, не ной, что невезучий, что вечно - горе от ума; ведь и у самой черной тучи всегда есть светлая кайма.
Всегда есть выбор между светом и сонным искушеньем мглы, но как же поступить с советом, чьи обрамления светлы,
а суть черна? Чернее тучи, черней вороньего пера; и лишь коварным сладкозвучьем высоким помыслам сестра.
Как поступить? Ведомый верой, иди, и да спасут тебя среди огня и жгучей серы слезинки Божия дождя.
Ведь Тот, кто за тебя оплакал, невыносимо отстрадал, плевелы отделит от злаков и явит горний идеал.
Иди за Ним, храним обетом.
Неважно, что дела малы.
Но сделай выбор между светом и сонным искушеньем мглы.
12.01.01
ШУТЛИВЫЙ НАКАЗ
Прощание устройте в ЦэДээЛе, поставьте в малом зале скромный гроб, чтобы в буфете пьяницы галдели, а дух мой, гений, возвышался чтоб.
Придут коллеги - помянуть сквозь зубы.
Придут калеки - жизнь пережевать:
"Мол, все - ништяк, раз мы не дали дуба.
Ушел Широков - что переживать...
Он был смешон в мальчишеском азарте: прочесть, освоить и переписать, путь проложить по исполинской карте литературы...Тьфу, такая мать!
Дурак, он не носил, как мы, кроссовки, а также, блин, втянулся в странный кросс; он был чужим в любой хмельной тусовке и потому свалился под откос".
Меня едва терпели "патриоты", а "либералы" думали: "изгой".
Моя душа не знала укорота, впал навсегда я в творческий запой.
Придут Калькевич, Кроликов и Чаткин.
Жох-Жохов попеняет земляку, что он оставил новый том в начатке, не дописав о родине строку.
О, Пермь моя, мой Молотов забытый, сиренью мне ты упадешь на гроб; пять лепестков казарменного быта, звезда эпохи, памяти сугроб!
Повесь доску на пригородной школе, отметь мои былые адреса, где книги грыз и куролесил вволю, дав пылкой страсти в сутки полчаса.
А что до окружающей столицы, я ей - песчинка, в ухе козелок.
Как Б.Л.П. из певческой больницы я вынес в синь с бельишком узелок.
Пускай его размечет свежий ветер, и зашуршат страницы, как снега; и мой читатель вдруг случайно встретит единокровца и добьет врага.
Сержантовы Майоровыми стали, а кто-то Генераловым возник; и вечен бой; он кончится едва ли, но будет жить мой Гордин, мой двойник.
Он рюмку водки за меня пригубит, да что там - литр он выпьет за меня; и пусть его за это не осудит оставшаяся кровная родня.
Мой дух, мой гений мне закроет веки, в свой час отправив тело на покой...
В космической шальной библиотеке моя страница машет вам рукой.