– Ух, еле дотянул. Думал, что сердце лопнет, - проговорил он с волнением, вытирая с лица пот.

Таня отошла от рояля и села возле матери на диван.

– Господа, - обратился Евгений ко всем присутствующим, - если желаете, я спою вам один романс Пушкина, который сейчас поет во всех петербургских салонах одна знаменитая певица Петербургской оперы. Волнующие слова поэта композитор Глинка положил на не менее прекрасную музыку. И вот я как-то услышал его в салоне у тети и разучил потом этот романс без нот, просто на слух, извините.

– Просим, конечно, просим и спрашивать не надо, - ответила за всех Анна Аркадьевна, - у нас хоть и не салон, а послушать можно.

Евгений сел за рояль, сделал вступление небольшой прелюдией и, аккомпанируя себе, запел прекрасным баритоном:

Я помню чудное мгновенье,

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты...

Романс был действительно хорош, но ещё лучше в этот момент был его исполнитель. Во время пения Евгений смотрел только на Таню, и странно, мне опять показалось, что он не просто пел пушкинские слова, адресованные Анне Керн и даже не соотносил свое пение с нами, слушателями, нет, он как будто пел свое собственное признание той, которая сейчас тоже смотрела ему прямо в глаза. Он пел для Тани, и только она понимала его. Евгений закончил под бурные аплодисменты всех присутствующих, затем прошелся по залу, как бы расправляя усталые члены, а потом подошел к Тане и стал просить её что-нибудь спеть в свой черед. Таня вначале отказывалась, но потом, когда к просьбе брата присоединились уговоры матери, подошла к роялю и стала что-то разыскивать в лежащих на нем нотах. Немного погодя она села за рояль и, сделав несколько аккордов, запела чистым и сильным сопрано:

Отойди, не гляди,

Скройся с глаз моих.

Сердце бьется в груди,

Нету сил никаких,

Отойди, отойди...

Меня поразило умение Тани управлять своим чрезвычайно выразительным голосом. Не хотелось верить, что это пела всего лишь домашняя любительница-самоучка. Перед нами неожиданно предстала искусная певица, словно бы вымуштрованная строгими консерваторскими преподавателями и к тому же имеющая долгий практический опыт выступлений на публике. Да, природа не поскупилась для девушки ничем и одарила её лучшими человеческими достоинствами! Я понял, что Евгений был прав, когда признался мне по дороге в любви к Тане. Не любить эту девушку нельзя. Но опять же было ясно, что для Евгения эта любовь хорошим не кончится. Наверное, в результате для него должно было получиться в ответ - "отойди, отойди..."

Таня закончила романс и, встав со стула, закрыла рояль. Очарование от игры и пения было настолько велико, что мы какое-то время сидели, словно завороженные, и только тогда, когда Таня отошла от инструмента, догадались, что нужно поблагодарить исполнительницу. Как по команде, мы бросились к ней и стали целовать ей руки, бормоча какие-то хвалебные слова, а графиня крепко обняла дочь и расцеловала её в обе щеки.

– Ну, что вы, что вы, разве так трудно спеть? Это же совершенные пустяки, - твердила смущенная девушка.
– Да будет вам рассыпаться бисером, лучше давайте что-нибудь придумаем для общего развлечения.

– Пойдемте кататься на лодках, - предложил Евгений.

– Нет, это неинтересно.

– Тогда - играть в крокет.

– Ну, глупости... А я придумала, господа! Слушайте, сейчас крестьяне работают на полях, жнут хлеба. Давайте, мы оденемся в крестьянскую одежду и пойдем на поля помогать им. Сможем мы им помочь? Ха-ха-ха! Какой курьез!

И Таня захлопала в ладоши.

Такая выдумка нам понравилась. Действительно, представлялся случай вволю подурачиться. Мы немедленно изъявили согласие, и графиня тоже согласилась нам помочь.

В дверях показался лакей.

– Ваше сиятельство, завтрак подан, - отрапортовал он, вытягиваясь в струнку.

– Отлично, сейчас идем. Друзья мои, я сейчас распоряжусь, чтобы вам принесли крестьянское облачение, и пока за ним ходят, вы отлично успеете позавтракать. Прошу всех в столовую.

Завтрак прошел весьма оживленно. Все говорили, смеялись, шутили, в особенности Таня. Она остроумно и комично изображала нас уже на поле, как мы будем оказывать помощь крестьянам. Взрывы смеха следовали один за другим.

– Господа, я буду Дашкой, Евгений - Яшкой, а Вы, Иван Дементьевич Игнашкой. Хорошо? Нужно только не забывать, что превратившись в деревенских обывателей, мы должны будем на время освободиться от господских манер и держать себя так, как настоящие крестьяне, находясь на работе.

– Например, если Танечка вздумает где-нибудь прилечь отдохнуть, то мы должны будем крикнуть на нее: "Куда тебя черти понесли? Ишь разлеглась, проклятущая лентяйка, словно барыня!" - произнес Евгений, изменив голос и выражение лица.

Таня покатилась со смеху.

– А я буду кричать: "Яшка, холера! Держи кобылу-то, ишь в овсы поперла! Слопает весь овес-то, тогда узнаешь, почем фунт лиха, почем сотня гребешков!" Ха-ха-ха!

Через час в нашем распоряжении было много крестьянской одежды: холщовые крашеные рубашки, пестрые штаны, сарафаны, онучи и прочее барахло. Мы разобрали, кому что понравилось и подошло по размеру и, разойдясь по комнатам, принялись переодеваться и даже гримироваться по всем правилам актерского искусства.