Перебиты, поломаны крылья,

Дикой болью всю душу свело,

И зенитными пулями в небе

Все дороги мои замело.

Я хожу и лечу, спотыкаясь,

И не знаю, куда упаду,

Ах, зачем моя юность такая,

Кто накликал мне эту судьбу?

Но взметнутся могучие крылья,

И за все отомщу я врагу:

И за юность свою боевую,

И за горькую нашу судьбу.

– Брось, Николай, не тереби душу! - поморщился Шурик, когда я вполголоса пропел эту песню.

...Утром в Толокнянец прилетели два самолета У-2. Они и доставили нас в полк.

К месту аварии направили комиссию. Через несколько дней она доложила, что наш самолет подбила вражеская зенитная артиллерия. Пробоин от штурманского пулемета в фюзеляже не оказалось. Тросы были перебиты осколками зенитных снарядов. Значит, напрасно я подозревал, что виноват Шурик. Немедленно разыскал его и извинился.

После этого происшествия мы с Самсоновым сотни раз летали на задания. Он стал замечательным штурманом. Когда его принимали в ленинский комсомол, за него голосовали все наши комсомольцы.

Никогда, пожалуй, я так не рвался на задание, как в этот раз. Во время предпоследнего полета, перед рассветом, мы с Зайцевым обнаружили в овраге штабеля ящиков. Я решил, что это склад боеприпасов, и приказал штурману поточнее нанести на карту место его расположения.

– Товарищ майор, - обратился я к командиру полка после возвращения с задания. - Разрешите сделать еще один вылет. Нашли склад с боеприпасами.

Ничего не ответив, Куликов посмотрел на предрассветное небо и закурил. Потом задумчиво сказал:

– Летите! Вы нашли, вы и уничтожайте! Будьте только поосторожнее, уже светает. - Помолчав, майор, к моему удивлению, добавил: - Очень рад, товарищ старший сержант, что не ошибся, представив вас неделю назад к ордену Красного Знамени...

Как только я отошел от командира полка, ко мне подбежал Скочеляс. Он слышал наш разговор и теперь, хлопнув меня по спине ладонью, закричал:

– Поздравляю! Поздравляю!

Отвечать на его поздравления было некогда. Зайчик уже сидел в кабине подготовленного к вылету самолета.

"Неужели получу эту высокую награду?" - подумал я на взлете.

Мне было приятно при мысли, что по трудной дороге войны я иду правильно.

Сразу за линией фронта нас обстреляли из крупнокалиберного зенитного пулемета. Резким разворотом влево мне удалось выйти из зоны огня.

Вот и район цели. В овраге, возле склада, словно муравьи, снуют вражеские солдаты. Тракторы тянут по дороге прицепы, доверху нагруженные ящиками с боеприпасами. Ложусь на боевой курс.

– Сбросил! - крикнул через некоторое время Зайчик.

Лес дрогнул. Огромной силы взрыв потряс воздух. За ним последовал второй, третий. Овраг окутался густым черным дымом. Самолет подбросило вверх. От радости сердце готово было выскочить из груди.

– Давай споем?-предложил Зайчик.

– Давай запевай!

С песней перевалили через передний край. Солдаты из траншей махали нам шапками. В ответ я покачал им крыльями.

Показался аэродром. Неподалеку от посадочной площадки стояла группа людей.

Встречали нас.

– А ну, Леша, держись! - крикнул я, поддавшись на мгновение какому-то странному чувству. Захотелось совершить что-либо ошеломляющее. Убрав газ, потянул ручку управления на себя. Левая нога резко пошла вперед. Штопор. Один виток, другой. А высота - всего пятьсот метров. Снова плавно тяну ручку на себя. Петля. Земля и розовое от зари небо на мгновение поменялись местами.

– Ты что, ошалел? - крикнул Алексей, когда я, выровняв самолет почти у самой земли, пошел на посадку.

Приземлившись, я выпрыгнул из кабины и побежал к командиру полка Лицо горело от возбуждения. Запыхавшись, доложил:

– Товарищ майор, ваше задание выполнено. Склад боеприпасов уничтожен!

– Кто вам разрешил хулиганить над аэродромом? - в упор спросил Куликов. Я растерялся

– Вы лихач, а не летчик, - продолжал командир. - Я отстраняю вас от полетов! Начальник штаба, верните из дивизии наградной материал на старшего сержанта. Приготовьте приказ о разжаловании его в рядовые.

Он говорил еще что-то. Но я стоял, словно ошпаренный кипятком, ничего больше не слышал. Когда пришел в себя, командира рядом уже не было. Меня окружали лишь товарищи.

...Куликов - человек сухой и черствый. Об этом все знали. Он даже отругать-то не мог по-настоящему, просто наказывал... Полученные от него взыскания летчики, по меткому выражению Миши Скочеляса, называли "доппайком". Иной раз было просто непонятно, за что этот "доппаек" отпущен. Наказания не доходили до сознания летчиков. И обычно друзья в таких случаях сочувствовали "пострадавшим".