– А на этом пути торчат три сосны...
– начал было Грачик, но Кручинин снова перебил:

– И в этих трех соснах - неприкосновенность личности, святость жилища и порядок - мы еще путаемся, шарахаемся от сосны к сосне.

– Такова уж натура человеческая, - с неожиданной глубокомысленностью заявил Грачик, - обжегшись на молоке, - дуть на воду. Что поделаешь!

– Ты прав, ты прав! Пример этой путанице положили с преступностью малолетних... Три роковые сосны, которые непременно оказываются темным бором, как только к ним прибавляется четвертый кустик - бич всех путников по дебрям бюрократии - формализм!

– Э, учитель джан!
– Со смехом крикнул Грачик.
– Вот это уже не кустик - это и есть джунгли! Самый темный, самый страшный бор, в котором может заблудиться волк, а не только Красная шапочка!

– Хорошо, что мы с тобой не законодатели, а маленькие колесики практического механизма...

– Да, кажется, мы с вами не давали маху, - с легкомысленным самодовольством молодости сказал Грачик.
– Вспомните наши дела с электростанцией, с Оле Ансеном и лжепастором, дело Гордеева.

При упоминании имени Гордеева тень пробежала по лицу Кручинина. Он тотчас справился с собой, но Грачик успел заметить, что нечаянно задел то, что не следовало вспоминать. Это было не только их общим делом, а и областью личной жизни Кручинина, куда он не любил пускать других. Даже близкая дружба не сделала Грачика участником интимных мыслей и чувств старшего друга.

67. ЧТО ДЕЛАТЬ С ВЕРОЙ В ЧЕЛОВЕКА?

– Мы удалились от темы, - недовольно сказал Кручинин, не скрывая того, что хочет переменить тему.
– О чем, бишь, шла речь?

– О пограничниках... Но сначала я должен поделиться с вами новостью, которой вы не знаете: явилась с заявлением, точнее с самооговором, Линда Твардовская, мамаша отравленной Ванды.

Пальцы Кручинина потянулись к бородке. Сейчас он начнет ее крутить и прищурится на Грачика, словно ничему не верит, а на самом деле станет запоминать каждое слово так, что сможет с точностью все пересказать разбуди его ночью. Грачик последовательно, не пропуская деталей беседы с Твардовской, останавливаясь на собственных впечатлениях от ее поведения, рассказал о свидании.

– И что же ты по этому поводу думаешь?
– не переставая щуриться, спросил Кручинин.

– Говорить откровенно?.. А вы не станете издеваться?..

Прищур Кручинина всегда выводил Грачика из равновесия. После некоторого колебания он сказал, что, по его мнению, эта особа наговаривает на себя то, чего не было. Друзья решили еще раз - в который раз! разобраться по пунктам: в чем "за" то, что Линда говорит правду, и в чем "против". Кручинин кропотливо проанализировал каждое положение, отыскивая слабые места. Первым была ложь насчет имени мужа, которого Линда называла Павлом Лиелмеж. Она не подозревала, что следствие знает его настоящее имя Арвид Квэп. Второе; справка из Ленинграда гласила, что друзья Ванды не посылали Линде Твардовской письма с описанием смерти ее дочери. Заявление о смерти дочери возбуждало подозрение: она была в курсе покушения на жизнь дочери, коль скоро считала ее мертвой. Слушая Грачика, Кручинин изредка кивком головы выражал одобрение или поджатыми губами давал понять, что мысль кажется ему неверной.

– Зачем же ей понадобилось это опасное нагромождение лжи?
– спросил Кручинин.

– Совершенно очевидно, - живо откликнулся Грачик, - для спасения Квэпа, затянуть дело, дать ему возможность скрыться.
– И, припоминая практику старых дел, с уверенностью продолжал: - В конечном счете она рассчитывает на то, что мы обнаружим ее ложь. Тогда она с рыданием признается, что Круминьша не убивала, о смерти дочери ничего не знала и так дальше... Обычная история!
– Он со смехом добавил: - Эти симулянты питают завидное доверие к нашим способностям!

– Но случай, в который Твардовская пытается вплести эту историю, - не совсем обычный, - ворчливо возразил Кручинин.
– Нельзя ли откинуть ее вранье и повернуть дело в сторону отравления Ванды.

– По-вашему у нее тут рыльце в пушку?

– А ты сам не чувствуешь?..
– и, закинув голову, Кручинин потянул носом воздух.

– Сразу почуял, - сознался Грачик.
– Только боялся сказать. Думаете так приятно, когда вы издеваетесь над моим "чутьем"?

А Кручикин, не обращая внимания на реплики Грачика, продолжал таким тоном, словно говорил для себя одного:

– Она понимает: раз попала к нам с этим делом - мы его расковыряем. Ей не миновать ответственности по делу Ванды. И все-таки пришла. Вот в чем загадка? А у тебя есть сомнение в том, что она тут не ангел?

– Мрачноватый ангел, джан, - усмехнулся Грачик.
– С нею за одним столом сидеть и то противно.

– Чистоплюй ты, вот кто...
– начал было Кручинин, но тут же перебил сам себя: - Мотивы, мотивы! За каким лешим она явилась, ежели понимала, что мы уличим ее во лжи по двум линиям - ее непричастности к делу Круминьша и ее причастности к делу Ванды? Мотивы!