– Опять-таки спасение Квэпа, - решительно сказал Грачик.
– Я думаю...

Кручинин прервал его с таким видом, будто Грачик ему мешал:

– Мотивы!.. Она обязана спасать Квэпа? Это приказ хозяев? Или она так любит это животное, что предпочитает сама заработать срок, лишь бы он еще погулял?

– А ревность?!
– сказал Грачик.

– Ах, брось пожалуйста!
– отмахнулся Кручинин.
– Какая у этих типов ревность!.. Тьфу!..

– Разве они редко пускают в ход ножи?

– Совсем другое дело!.. Но из ревности они не идут на жертвы.

– Может быть, вы и правы, - поразмыслив согласился Грачик.
– Однако, что бы ни руководило Твардовской, она испортила мне обедню с поимкой Квэпа. Я очень рассчитывал, что когда мы его хорошенько обложим, он бросится именно к ней. Да так оно и случилось. Я сам виноват в том, что он ушел.

– Не достает только, чтобы ты предложил выпустить ее на свободу, чтобы выловить Квэпа.

– Я отлично понимаю: стоит только показать Квэпу, что мы не пошли на ее удочку, он насторожится. Может быть, даже бросит намеченные планы и уйдет на глубину.
– Грачик исподлобья посмотрел на Кручинина, отыскивая наиболее убедительный поворот, ради которого и затеял эту беседу, проверяя свое решение: - Линда должна вообразить, будто я поверил ее вранью. Пусть в душе посмеется надо мною, не слиняю. Охотно подсадил бы ей в камеру соседку из выходящих на волю. Пусть бы Линда передала с ней, кому хочет, известие о глупости следователя, попавшего в ловушку.

– Ну, ну, ну!
– Кручинин протестующе замахал руками.
– Никуда, никуда не годится! Оставляя процессуальную сомнительность такого приема, ты, видимо, считаешь Линду глупее, чем следует. Сколько раз тебе твердить: всегда считай, что подследственный не совершит глупости, которой не совершил бы ты сам. Из того, что ты предложил, я одобряю одно: Линде дать понять, что ты дуралей. Пусть знает правду!
– Грачик молча поклонился. Полный дуралей!
– со смаком повторил Кручинин.
– А пока оставь ее в покое, не допрашивай. Ни Квэп, ни его агентура, если она у него есть, не должны пронюхать, что ты трясешь Линду.

– Я именно так и думал, - обрадовано подхватил Грачик.

– А разве я сомневаюсь?
– сердечно проговорил Кручинин.
– Настолько-то я в тебя верю! Не зря же я тебе твержу: вникай, вникай. Однако... спохватился он вдруг - ... о чем же мы говорили?..

– Опять же о пограничниках, - со смехом сказал Грачик.

– Конечно, о пограничниках, - повторил Кручинин с таким видом, будто отлично это помнил, - считаю, что пограничники должны быть полностью в курсе дела твоего любимчика.

Грачик не спорил. Подсев к столу, кратко подытожил все, что мог сказать пограничникам о Силсе. Через четверть часа он ушел, захватив бумаги.

Кручинин взял было книгу, но ему не читалось. Надел шляпу и вышел на улицу. Вышгородский холм высился зеленой громадой, манящей в свою тенистую тишину. По дороге к парку Кручинин купил газету и стал на ходу ее проглядывать. Как всегда в последнее время, первым долгом заглянул на четвертую полосу. Взгляд скользнул по заголовкам, и Кручинин остановился посреди дорожки, поднимавшейся в гору: наверху последнего столбца он прочел, что берлинский "Комитет возвращения на родину" отправляет в СССР первую партию репатриантов. В их числе прибалты из "перемещенных" лиц. Приводились имена эстонцев и латышей. Взгляд Кручинина сразу выловил имя Инги Селга.

Кручинин забыл о Вышгороде и поспешно вернулся в гостиницу. Грачик был уже там. Кручинин показал ему газету:

– Боюсь, что сообщение пришло слишком поздно, - с разочарованием проговорил Грачик.

Оказалось, что данные Грачика о Силсе не были для пограничников новостью: Силс был у них на примете. Они знали о его приготовлениях и следили за каждым его шагом. Тайник с припасами был давно открыт, байдарка осмотрена. Но Силса не трогают, предпочитая застать на месте преступления, потому что он может оказаться не один.

– Полагают, что не дальше как сегодня ночью он должен отплыть, - уныло рассказывал Грачик, - иначе истечет срок выданного ему разрешения на выход в море - раз; наступил перелом в погоде - два; начнется новолуние - три. Если он решил бежать, то должен сделать это сегодня.
– Грачик не скрывал огорчения: убежден, что это бегство не имеет под собой никакой иной почвы, кроме желания пробраться к Инге... А она тут. И снова они - врозь. Застанут ли его у швербота, при отплытии, или изловят в море - он пройдет как нарушитель... Для Инги он будет потерян... А Инга для него...

– Жаль, что человек, добровольно к нам пришедший, нами принятый и прощенный, уходит.
– Кручинин покачал головой.
– Вот что достойно сожаления. А лирика...
– Он пренебрежительно пожал плечами.

– Человек же он!
– воскликнул Грачик.
– Тот самый человек, о котором вы только что сказали столько хороших слов.

– Ты неисправим, Сурен!

– Да, да, я неисправимо верю в людей, - повышая голос, ответил Грачик, - и верю в Силса.

– Все еще?
– рассмеялся Кручинин.
– Ну и верь на здоровье.