– Для террора?
– спросила она и поглядела в глаза епископу. Ее удивило выражение его глаз. Они лихорадочно блестели, рот был приоткрыт, из него вырывалось учащенное дыхание. Но Ланцанс тут же снова овладел собой, и его черты приняли обычное вялое выражение:

– Собирать мстителей и вкладывать в их руку оружие - такова ваша миссия, - сказал он.
– Они должны действовать за вас, а вы... вы вернетесь сюда, вы... будете опять с нами!

Она молча повернулась и вышла, не посмотрев на него.

Несколько минут он продолжал стоять над столом, опершись на него вздрагивающими пальцами. Потом пригласил мать Маргариту.

– Установите наблюдение за этой девицей, - сказал он.

– Вы имеете в виду Ингу Селга?
– удивилась она.

– Вы знаете о ней меньше, чем нам нужно знать.

Мать Маргарита с удовольствием чмокнула пухлыми губами руку епископа и бегло перекрестилась.

Она на цыпочках двинулась было к двери, когда вслед ей снова послышался его негромкий голос:

– Мне нужна фотография... портрет этой Селги.

– Будет исполнено, отец мой, - почтительно ответила Маргарита и остановилась. Ей показалось, что епископ хочет сказать еще что-то. И действительно, странным голосом, в котором послышалась необычайная хриплость, он проговорил:

– Вы достанете портрет... обнаженной Селга...
– И поспешно добавил: Это нужно для дела...

– Совсем обнаженной?
– деловито переспросила настоятельница, стараясь заглянуть в лицо епископа.

Но он отвернулся и только молча пожал плечами, как если бы мать Маргарита, задав свой вопрос, совершила неприличие.

35. ВЕРСИЯ ГРАЧИКА

– Давай-ка еще разок просмотрим твою версию с начала до конца, сказал Кручинин, входя к Грачику.

– Ваша критика совсем не так приятна, как вы думаете, - ответил Грачик.
– Лучше я сам поищу у себя уязвимые места.

– Знаю я твои поиски! Давай, давай, выкладывай!
– говоря это, Кручинин вовсе не думал так плохо о своем молодом друге. Но ему казалось, что именно, на этом критическом этапе дела не следует его хвалить, хотя многое в положениях Грачика было, по мнению Кручинина, верно. Сурово повторил: Выкладывай!

– Мой отправной пункт - намерение эмигрантов убийством Круминьша и Силса устрашить тех, кто вздумал бы последовать их примеру, - без всякого воодушевления начал Грачик.
– Обстоятельства дела дают основания отрицать самоубийство.

– И значит, есть физический убийца.

– Даже двое, - уверенно сказал Грачик.
– Кто из двух выполнял "черную" работу, я еще не понимаю. Один был главарем. Именно он и явился "арестовать" Круминьша. Самозванный "офицер милиции" был вооружен пистолетом.

– Погоди-ка. Ты говоришь: не знаю, кто выполнял черную работу? Кручинин выжидательно поглядел на Грачика.
– Ведь узел петли передвинули с затылка на бок, когда Круминьш был уже мертв. А веревка, на которой пистолет опущен в колодец, завязана тем же узлом, тем же человеком, который вязал узел там, в лесу, когда накидывали петлю...
– Кручинин покрутил бородку, прищурившись, поглядел на своего друга.
– Коль скоро оба узла завязаны одной рукой, то значит, это рука того, кто остался жив, то есть не рука "утопленника". Ведь утопленник по твоей версии застрелен не Круминьшем, а тем, кто спрятал пистолет в колодец после того, как было совершено это второе убийство. Значит, тот из соучастников, который остался жив, и есть двойной убийца. Такова логика.

Грачик покачал головой.

– Откуда у вас уверенность, будто один и тот же человек и петлю вывязывал и накидывал ее на шею Круминьшу? У меня такой уверенности нет, напротив, если вожак - опытный преступник, то он поручил черную работу подручному: сделав безотказную петлю, велел помощнику накинуть ее на Круминьша. Именно ему, главарю, должно было принадлежать право дать сигнал к убийству в более удобный момент. В протоколе осмотра сказано: на запястье правой руки есть кровоподтек. Я считаю, что это след руки, схватившей Круминьша за кисть, чтобы помешать сбросить петлю. При этом, чисто психологически, насколько я изучил ухватки палачей, это скорее в духе подобных типов.

– Постой, постой!
– воскликнул заинтересованный Кручинин.
– Ты говоришь "палач"?

– Да, да, сейчас вы все поймете.
– Грачик торопился выложить то, что столько времени вынашивал втихомолку.
– Если вы возьмете документы о зверствах фашистов в Латвии, то найдете указание: в лагере под Саласпилсом, в том его филиале, что был спрятан в лесу, работал палач. Этот кретин любил ощущать трепет жертвы: он хватал ее за руку, когда затягивалась петля.

– Ты хочешь сказать...
– с удивлением спросил Кручинин, - что это тот самый палач из "Саласпилса"?