Он ответил с сосредоточенной хмуростью:

– Это было природное чутье. Инстинкт. Так с чего начнем?

– Слушай, я просто не знаю, чего делать. Раз, - ну и все, вроде бы, а потом проходит минут пятнадцать-двадцать, и я вроде забываю, как это бывает и страшно хочется вспомнитьЕ Я не нимфоманка, а? Как ты думаешь?

Он добросовестно, нахмурив лоб, изобразил раздумия, а потом медленно покачал головой:

– Нет. Вряд ли. Просто темперамент могучий. И слишком долго без использования. Кажется, это называется эксцессом, и ты в этом смысле устроена похоже на мужчинЕ

– Ну, спасибо! Где это я похожа? Где? Тут похожа?! Тут? О-охЕ Или, может быть, тут похожа?

– Ой, нет! Нигде не похожа. Мужики н такие пр-ротивные, костлявые, волосатые, все из углов, а тыЕ ты вся такая хорошаяЕ мо-окренькаяЕ

Фыркнув гигантской кошкой, она мгновенно вскочила с ложа:

– В-вечно ты ляпнешь какую-нибудьЕ несуразность. Пошли в ванную. Испачкал спинку, так мой теперьЕ

6.

– Я все-таки не понимаю. Там, где ты воевала, где, говоришь, поналомала дров, были ж мудрецы и герои. Были и просто специалисты по женскому вопросу, такие всегда везде есть. Ведь подбивали ж клинья. Не так, что ль?

– Так. И это все так, и то, что после какой-нибудь заварухи, когда сама себе не веришь, что осталась живаЕ В общем н жутко заводит. Ну и что? Все эти мудрецы и герои выступали, в таком разе, в роли обыкновенных кобелей. И постоянных своих дырок боялись. Так что мне все время казалось, что они о-отличнейшим образом обойдутся без еще одной игрушечки. Даже такой хорошенькой. Это н здорово вздыбливает.

– Ага, им не нужно было, а мне н нужно, и только поэтому тыЕ

– Это н хоть и небольшая причина, но зато законная. С точки зрения моих собственных законов, понятно. А всякие там хочется - не хочется, красивый-некрасивый, пора - не пора, все - не все, - это лирика. Чешуя лирическая.

– А самой, значит, никто так всерьез и не понравился?

– О! Еще как! И запросы былиЕ выше синевы, и губа не дура. Я, понимаешь ли, в самого Воплощенного втрескалась. Как я сейчас понимаю, это что-то вроде истерии было на сексуальной почве. Четырнадцать лет, а он - ка-ак глянет, бывало, этими своими огромными, как черный бархат, глазами, - и готово. Трусы мокрые. А когда видела его, так и вообще пребывала в каком-то непрерывном восторге.

– А он чего же? Нет, ты поверь, ты своей внешностью можешь остановить уличное движение, - так неужто ж он не видел тебя?

– Не знаю. Ну, во-первых, года два тому назад мояЕ персона была куда менее великолепной. А главное, - у него ж Марта была. И трое детей к тому времени. Они что-то очень рано поженились, и он, он ей какой-то прямо невероятно преданный былЕ А, может быть, ему просто повезло, и никто кроме ему просто не был нужен. Видела я ее, ничего особенного. Дети н красивые. А!

– Слушай, - торжественным голосом возгласил он, - я говорил тебе, что ты чудо Природы?

– От семнадцати и до двадцати раз. Точнее н не помню. А что?

– Ну, во-первых, - подтверждаю, хотя и нет нужды, это даже и фотоаппарату с первого взгляда видно, но я хочу еще и добавить: ты н загадка природыЕ

– У загадки природы прямо-таки сами собой закрываются глазаЕ

– Они и час назад у тебя закрывались, - ехидным тоном перебил он гостью, - и еще, помнится, у тебя что-то там болело в организме.

– Е А еще, - невозмутимо продолжала она, - интересно все-таки, что скажут твои родители, когда вернутся.

– Мне н все равно, - замороженными, ничего не чувствующими губами ответил Стас, - я пойду с тобой. Хвостом. Понимаешь? Куда ты, туда и я.

А утром их, спящих в обнимку, действительно застали спозоранку вернувшиеся, похмельные родители. Мать подняла отчаянный визг, и стояла у кровати, потрясая руками и поливая их сплошным потоком отчаянной, талантливо-грязной ругани. Елена сидела голая на краю ложа и спокойно расчесывала волосы, вовсе не спеша смыкать коленей. Уже перебрав всех "курв", "шлюх" и все более русские синонимы этих терминов, хозяйка от этого спокойного бесстыдства расстервенилась еще больше. Не зная, что сказать еще, и от злости не подумав, как следует, она позвала мужа:

– Паша!!! Ну ты-то чего молчишь?!!

Реакцию пришедшего на зов плешивого, низкорослого слесаря, в общем, можно считать адекватной, но она все-таки явно ожидала чего-то другого. Сорокалетний и выглядевший на все пятьдесят он, вместо того, чтобы проявить крутость нрава, открыл рот и уставился на голенькую красоточку, а потом на похмельном лице его выступила расслабленная, вовсе не лишенная восхищения улыбочка, а почтенная мать семейства вполне осознала свою коренную ошибку:

– Чего вы-лу-пил-ся?!! У-у, паразит... Хоть в глаза ссы, все одно утрется!