— У нас никаких шансов разыскать его.

Неужели Доналд настолько потерял чувство собственного достоинства, что решился искать убежища в одной из этих лачуг? Впрочем, обитатели их богаче, чем он. В горячую пору и неграм, и мексиканцам случается вгонять по тридцать — сорок долларов в день, да и женщины тоже неплохо заколачивают. Вечерами здесь идет отчаянная игра в кости, и дорога сюда хорошо знакома патрулям: их частенько вызывают усмирять драки.

Кейди со своим джипом тоже оказался здесь, но это был не вчерашний Кейди, а Кейди-рабовладелец, как прозвали его в шутку, — небритый, в старом тропическом шлеме.

Пи-Эм притормозил рядом с его машиной.

— За приятелем своим гоняетесь?

Тон у Кейди был не то чтобы агрессивный, но и не слишком любезный.

— Да, после случившегося мне лучше его поискать.

Мы все перепились.

— И здорово.

— Вы его не видели?

— Я — нет. Жена слышала шум. Заметила, как мимо бежали лошади, словно кем-то вспугнутые. Я оставил ей заряженный револьвер.

— Он не вооружен.

— Мужчина и без оружия с женщиной справится.

— Послушайте, Кейди…

— Знаю, знаю.

— Что вы знаете?

— Вы сейчас будете уверять, что он не опасен, так ведь?

Не вылезая из джипа и пожевывая сигару, Кейди продолжал:

— Видите ли, Пи-Эм, не нравится мне, когда кто-нибудь из наших вертится около границы. Тех, кто приходит сюда с той стороны, мы знаем. Это бедняки, которые ищут работы и ослеплены мыслью о долларах.

Для таких у меня всегда найдется банка сардин и бутылка пива. Иные даже работают у меня несколько дней и лишь потом идут дальше. А вот когда американец задумывает пробраться в Мексику — это другое дело. Понимаете меня?

Ясно: все уже успели призадуматься над вчерашним.

— В Юме есть тюрьма, откуда не так уж трудно убежать, во Флоренсе [7] тоже, и вся эта публика наслышана о нашей долине. Только что мне встретился Бэджер.

Пи-Эм стоило немалого усилия не измениться в лице.

Бэджер — начальник одного из пограничных патрулей, тех самых, что возят на буксире прицеп с двумя оседланными лошадьми.

— Он блокирован здесь рекой, поэтому еще несколько дней пробудет в долине. Я ничего не сказал, потому как дело не мое, но все-таки посоветовал смотреть в оба глаза.

По ассоциации Кейди посмотрел на глаз Пи-Эм.

— Приложите-ка к синяку кусочек свежей говядины с кровью, — бросил он. — По себе знаю, очень помогает.

Нет, человек он не злой. Всегда был в добрых отношениях с Пи-Эм, как-то раз даже завернул к нему в контору проконсультироваться насчет земли в аренду.

Жестокость у него напускная: хочет выглядеть волевым человеком.

— Может, зайдете к нам? Выпьем по стаканчику.

— Нет, благодарю.

— Сказать вам, что я думаю об этом вашем парне?

Он был не в себе, пошел на риск, попробовал перебраться через реку и утонул.

Сказано это было не без задней мысли — недаром Кейди так пристально уставился на собеседника, но тот даже не моргнул.

— Всего наилучшего, Кейди!

— Вам обоим тоже! Думаю, домой попадете не сразу:

Джозефина задержит вас на часок-другой.

Так оно и оказалось. Джозефина, одна из речушек, скатывающихся с гор, пересекает долину и впадает в Санта-Крус. Русло у нее каменистое, с сильным уклоном.

При малейшей непогоде вода несется вниз с такой стремительностью, что автомобиль, погрузившись в нее хотя бы по колеса, уже рискует перевернуться.

Им с Норой осталось одно — сидеть в машине и ждать. Стекла с одной стороны непрерывно запотевали, с другой по ним хлестал дождь, и в жарком влажном воздухе то и дело тянуло холодным ветерком.

Нора могла бы осыпать мужа упреками. Как бы они ни были суровы, он только понурил бы голову, сознавая, что заслужил их. Вместо этого она включила радио:

Ногалес передавал мексиканские песни.

Он чувствовал, что виноват не только перед Норой, но и перед Доналдом. В чем — трудно сформулировать, но ощущение своей не правоты не проходило. Он сидел подавленный, весь мокрый от пота. Пиво, выпитое утром, перестало действовать, и Пи-Эм опять стало нехорошо.

Хотя и неумышленно, Кейди сделал ему очень больно, обойдясь с ним так недружелюбно. Пи-Эм не сердился на него. Сейчас он переживал одну из тех минут, когда человеку хочется просить прощения у всех и каждого.