Следователь возмущенным жестом руки уже спешил отвергнуть последнее утверждение комиссара.

– На нынешнем этапе дознания против него нет даже намека на доказательства вины. Задержав его, ты удовлетворишь часть населения города, которая будет стекаться под окна тюрьмы с криками: "Смерть ему!". А породив такого рода возбуждение, справиться с ним будет трудно.

– Ты действительно так думаешь?

– Да.

– Ты не утверждаешь это ради моего успокоения?

– Говорю так, ибо это истина. В делах такого рода общественное мнение всегда более или менее открыто само вдруг кого-то называет в качестве подозреваемого, и я часто ломал голову над тем, каким образом оно приходит к таким заключениям. Это какой-то таинственный феномен, он в чем-то даже пугает. Если я правильно разбираюсь в сложившейся ситуации, то уже с первого дня люди указывают на клан Верну, не очень даже и беспокоясь, идет ли речь об отце или сыне.

– Это верно.

– Сейчас гнев направлен в сторону сына.

– А если он и впрямь убийца?

– Перед уходом из Дворца правосудия я слышал, как ты распорядился проследить за ним.

– Он может уйти от наблюдения.

– Это был бы не очень осторожный шаг с его стороны, поскольку начни Ален слишком часто мелькать в городе, он рискует, что его просто растерзают. Если он виноват, то рано или поздно все равно сделает что-то такое, что явится уликой против него.

– Допускаю, что ты прав. В сущности я доволен, что ты рядом. Не скрою, вчера меня это несколько раздражало. Я твердил себе, что ты примешься наблюдать, сочтешь меня неумехой, а мои действия старомодными, несуразными и уж не знаю какими еще. Мы тут, в провинции, почти все страдаем комплексом неполноценности по отношению к тем, кто прибывает из Парижа. Тем более, когда речь идет о таком человеке, как ты! Сердишься на меня?

– За что?

– За все те глупости, что я тебе тут наплел.

– ты мне говорил о вещах, исполненных глубокого смысла. Мы ведь тоже в столице должны принимать в расчет конкретные ситуации и, работая с высокопоставленными лицами, надеваем перчатки.

Шабо сразу же почувствовал себя лучше.

– Сегодня после обеда я займусь опросом тех свидетелей, которых откопал для меня Шабирон. Большинство из них ничего не видели и не слышали, но я не хочу пренебрегать даже малейшим шансом.

– Будь полюбезнее с женой Шалю.

– Признайся, что эта публика вызывает в тебе симпатию.

– Безусловно!

– Так ты пойдешь со мной?

– Нет. Предпочитаю побродить по улицам, выпить пивка там-сям, почувствовать, чем дышит город.

– Кстати, я ведь так не вскрыл полученное письмо. Не хотел делать это перед матушкой.

Он вытащил из кармана светло-розовый конверт, и Мегрэ тотчас же распознал почерк. Да, все верно, обе бумаги - та, что держал сейчас в руках Шабо и утреннее ему послание - брали из одной пачки.

"Пастарайтесь узнать, что дохтур делал у девки Сабати"

– Ты знаешь, кто это?

– Слыхом не слыхивал о такой фамилии.

– Припоминаю, ты говорил, что доктор Верну не бегает за юбками.

– Такая у него репутация. Ну, сейчас анонимки посыпятся, как из рога изобилия. Эту явно написала женщина.

– Как и вообще большинство анонимов! Тебя не затруднит позвонить в комиссариат?

– Насчет этой Сабати?

– Да.

– Сейчас же?

Мегрэ утвердительно махнул рукой.

– Тогда пойдем в кабинет.

Он подошел к телефону и набрал номер комиссариата полиции.

– Это вы, Ферон? С вами говорит следователь. Вам что-нибудь известно о некоей Сабати?

Потянулось ожидание. Ферон осведомлялся у полицейских, возможно, проверял какие-то списки. Когда он появился на линии снова, Шабо, слушая его, стал что-то помечать на своем бюваре.

– Нет. Вероятно, никакой связи. Как? Наверняка нет. Пока его не занимайтесь.

Произнося эту фразу, он вопросительно взглянул на Мегрэ, и тот энергично утвердительно затряс головой.

– Буду у себя через полчаса. Да. Благодарю.

Он повесил трубку.

– Да, в Фонтенэ-ле-Конт действительно обитает некая Луиза Сабати. Дочь итальянского каменщика, должно быть, работающего в Нант или его окрестностях. Какое-то время она выступала в роли горничной в "Отель де Франс", затем официантки в кафе "У почты". Но в течение последних нескольких месяцев ничем не занимается. Если недавно куда-нибудь не переехала, то проживает у поворота дороги на Ля Рошель, в квартале казарм, в большом заброшенном доме вместе с ещё шестью-семью семьями.

Мегрэ поднадоела сигара, он ткнул её раскаленным концом в пепельницу, а сам начал набивать трубку.

– Намерен навестить ее?

– Не исключено.

– Ты по-прежнему полагаешь, что доктор...?

Он запнулся, нахмурил брови.

– Слушай, а чем займемся сегодня вечером? Обычно в этот день недели я хожу к Верну сыграть партию - другую в бридж. Припоминаю, ты упомянул как-то, что Юбер Верну ждет нас вместе.

– И что?

– Думаю, а стоит ли, учитывая нынешнее состояние общественного мнения...