–  Печет, - сказал Василий Иванович, заметив, что Лопатин посмотрел на тент.
– Так как - пересядете?

Лопатин поднялся, встряхнул шинель, сложил ее пополам на заднем сиденье и пересел на переднее.

–  Можем ехать. Сколько до места?

Не любивший таких вопросов, Василий Иванович пожал плечами. Это значило: сколько проедем, столько и проедем, зря стоять не будем!

–  А все же?
– спросил Лопатин, на сей раз не желая мириться со знакомым ему упрямством.

–  Сюда за три часа доехали. Дороги тесные, объезды - спешить - себе дороже!

–  Я и не прошу вас спешить, - сказал Лопатин, подумав, что, раз он не добрался ни вчера, ни сегодня утром, - вряд ли там целый день будут ждать с похоронами.
– Спешить нам с вами уже некуда.

–  Это верно, некуда, - сказал Василии Иванович, - уже поспешили. Так спешил, так спешил, только в спину не пихал, чтоб быстрей ехал. А для чего спешить, чего там по видел? Речка - она и речка, как Клязьма, и ничего на ней такого особенного - ни на этой стороне, ни на той. Можно бы и не спешить, оглядеться. Еще - кабы ты первым! А ты ж не первый - солдаты так и так на той стороне уже сутки сидят! Нет, все же надо ему было сразу, как приехали!

С этого начался рассказ Василия Ивановича о гибели Гурского, в котором смешались и жалость и досада - поровну того и другого.

Оказывается, как и предполагал Лопатин, заехав с аэродрома на фронтовой узел связи, они махнули прямо оттуда в Политотдел армии. Но у редактора как его по-прежнему продолжал звать Василий Иванович - пробыли недолго, меньше часа. Не дав пообедать, Гурский продержал это время Василия Ивановича на ходу у дома, где стоял редактор, но и сам тоже не обедал - ни там, ни потом по дороге в дивизию, - так весь день и не ели. Поужинали только глядя на ночь, когда добрались до штаба полка.

Вышли вместе - и редактор, и Гурский, - сели каждый в свой "виллис" и поехали в разные стороны.

Гурский вынес оттуда, от редактора, карту, по ней и ехали. Дорогу ни у кого не спрашивали, только по карте, поэтому ехали дольше, чем надо, три раза напрасно сворачивали и возвращались.

–  Он же только командует: давай, давай! Ему, чем остановиться, людей спросить, лучше десять километром крюку сделать. Имеет такую привычку никого не спрашивать, сам все лучше всех знает, - сердито говорил Василии Иванович о Гурском, как о живом.

А когда приехали в полк, дальше - как выразился Василий Иванович - все было по делу. Поговорив с командиром полка, Гурский сказал, что остается тут до завтрашнего дня, машина до утра не понадобится. Командир полка посадил к Василию Ивановичу своего солдата. Подъехали заправиться, поужинали в хозвзводе и с этим же солдатом и другими солдатами из взвода автоматчиков заночевали на сеновале фольварка, где стоял штаб полка. А утром, когда выспались, еще не так поздно, в седьмом часу, уже позвонили, что Гурский убитый. Он и еще трое: капитан из штаба полка, старший сержант и солдат. А раненых - сколько их и кто - Василий Иванович не знал. Слышал, что были, но когда на его "виллисе" подъехали с командиром полка туда, к тому месту, раненых уже вывезли, остались только убитые.

–  А разве командир полка там с ним не был?
– спросил Лопатин.

–  Нет. Когда мы с командиром полка туда поехали, он по дороге ругался, что у него ночью где-то еще ЧП вышло, и он вместо себя с Гурским капитана послал. "Если б, говорит, с ним я, а не этот капитан пошел, он бы меня не подначил, я бы его еще ночью заставил оттуда, из-за Шешупы, вернуться, и ничего бы не было!"

"Вот так почти всегда, - подумал о неизвестном ему командире полка Лопатин.
– Почему-то нам, живым, кажется, что, будь мы сами где-то там, вместе с мертвыми, что-то от этого бы переменилось, и они остались бы живы..."

Василий Иванович рассказал, как они с командиром и его ординарцем поехали на "виллисе" в батальон, как оставили "виллис " около разбитого снарядами дома, где стоял КП батальона, перевалили через гребешок холма и пошли вниз к речке.

–  И вы тоже пошли?
– спросил Лопатин.

Василий Иванович пожал плечами, как всегда, когда считал какой-нибудь вопрос никчемным. Сказал, что луговина вдоль берега была сыроватая, и по ней воронки от снарядов - старые и несколько новых, не особо больших. Трупы уже подобрали, положили в ряд, собирались копать братскую могилу, уже взяли кругом на пол-лопаты - обозначили края, - но командир полка отменил. Сказал, что надо похоронить в другом месте, а до этого позвонить по телефону и доложить.

–  А как они...
– Лопатин хотел спросить, как выглядели убитые, как их убило. Но Василий Иванович, не дав ему договорить, сам сказал, что сержанту снесло череп, капитану попало в живот таким осколком, что кишки наружу, а солдату и Гурскому, наверное, в спину, - лежали лицами кверху, и по ним не видать было, куда их убило.

–  И чего ему было там, в этой Пруссии, - но знаю. Версты за три шпиль торчит - наверное, от ихней церкви, а на самом берегу почти ничего - только буквой "и" сараи или, скорей всего, хлева. Правда, каменные, толстой кладки, и окна узкие, как дыры. Это и отсюда, без переправы, видать. А больше ничего и нет. Кругом поскотина.