Она прошла мимо Лопатина, мальчишеским жестом сдвинула на затылок косынку, ловко вставила заводную ручку и несколько раз подряд крутанула ее. Лопатин видел, как под выцветшим голубым ситцем напряглись ее худые лопатки.

Но машина не завелась.

–  Давайте помогу, - сказал Лопатин, становясь рядом с ней.

–  Помоложе вас есть, - полуобернулась к Лопатину девушка; увидев теперь совсем близко ее лицо, Лопатин подумал, что и в самом деле в свои сорок с лишним он кажется ей старым человеком, и не решился во второй раз предлагать помощь.

Девушка нагнулась и снова взялась за ручку.

Машина опять не завелась.

–  Дай-ка я, - подскочил коренастый маленький боец.

–  Поздно собрался, - отрезала девушка.

Широко раздвинув ноги, как заправский шофер-мужчина, она несколько раз, не разгибаясь, крутанула ручку - лопатки так и заходили у нес под платьем. Машина фыркнула и завелась.

–  Вот и готово, - сказала она, задохнувшись, тыльной стороной руки устало вытерла пот со лба и улыбнулась Лопатину.

–  С тобой поедем?
– спросил подошедший Пантелеев.

–  Со мной, товарищ начальник. Садитесь!

–  Что, у вас бойцов, что ли, нет?
– покосившись на девушку, спросил Пантелеев стоявшего за его спиной Сабурова.

–  А я - боец, - смело сказала девушка.

–  Какой же ты боец?

–  Обыкновенный, вместе с машиной мобилизовали. Два дня служу. Чувствовалось, что ей нравится и слово "служу", и слово "мобилизовали", и слово "боец".

–  Только обмундирования не дают, вы бы уж сказали, товарищ начальник, не очень разбираясь в знаках различия, но безошибочно угадав в Пантелееве начальника, сказала девушка.
– Одни сапоги выдали, - добавила она, кивнув на свои голые коленки, вылезавшие из кирзовых сапог, - да винтовку. Шинель просила, и ту не дали.

–  Ладно, разберемся, - сказал Пантелеев.
– А стрелять из винтовки умеешь?

–  Я все умею, - весело сказала девушка и полезла в кабину.

Пантелеев сел рядом с ней, а Велихов и Лопатин влезли в кузов, подсадив перед этим тяжело дышавшего толстого Бабурова. Машина затарахтела по кочкам.

На Арабатской Стрелке стояла тишина, не было слышно ни одного звука, кроме погромыхивания старой полуторки. Дорога была пустынной - слева мелькнуло несколько глинобитных домиков, и снова потянулась голая кочковатая степь. Справа, вдоль берега Азовского моря, белели холмики соли, и Лопатин вспомнил, что он уже видел их, когда проезжал здесь в конце августа: на Арабатской Стрелке были соляные промыслы.

Бабуров сидел в углу кузова, у него был несчастный и злой вид; сзади него гремели разболтанные борта, на ухабах он хватался за них, чтобы не удариться, и болезненно морщился.

Примерно на шестом километре он вскочил на ноги и, неловко пробежав по кузову, постучал в стенку кабины. Машина остановилась.

–  В чем дело?
– высунувшись, спросил Пат елеев.

–  В штаб батальона приехали!

Прямо у дороги, в скате небольшого холма, были вырыты блиндажи и ходы сообщения.

Пантелеев вылез из машины и достал карту.

–  Значит, тут у вас штаб батальона?
– тыча в карту пальцем, спросил он Бабурова. Лицо его побледнело, а черные глаза стали узкими и жестокими.

–  Так точно!
– Приложив к козырьку руку, Бабуров так и от растерянности забыв опустить ее.

–  А сколько у вас отсюда до переднего края?
– спросил Пантелеев.
– Не знаете? Не считали? Так я вам сосчитаю...
– И он, расставив циркулем пальцы, ткнул ими в карту.
– Девять километров от штаба батальона до вашей передовой роты - вот сколько! Где командир батальона? Вы командир батальона? обратился он к подбежавшему старшему лейтенанту.

–  Я начальник штаба батальона.

–  А где ваш командир батальона?

–  Впереди.

–  Где впереди? Вызовите его к телефону.

Пантелееву ответили, что с командиром батальона нет связи.

–  Как нет связи? Не протянули или прорвана?

Бабуров и старший лейтенант, перебивая друг друга, ответили, что связь прервана еще ночью.

–  А когда же ушел вперед командир батальона?

–  Вчера вечером.

–  И с тех пор нет с ним связи?

–  Да, то есть нет...
– все более растерянно отвечал старший лейтенант.

В конце концов выяснилось, что командир батальона еще с вечера пропал без вести, но об этом до сих нор боялись докладывать.

–  Где же он пропал?

Старший лейтенант начал объяснять, что командир батальона пропал, потому что он вчера вечером пошел в передовую роту, лежавшую в окопах на берегу под самым Геническом. А в роту он пошел потому, что там вечером началась непонятная стрельба, а стрельбу, как это теперь уже ясно, открыли немцы, которые, как говорят, высадились на косе. И вообще говорят, что со всей первой ротой случилось что-то неладное.