В шестнадцать Виктор увлекся гитарой. Почти сутками просиживал с ней, покуда совершщенно отчаявшаяся в единственном сыне мать не взяла ему учителя.

Потом связался с крутыми. По ночам пропадал. Время проводил в кругу таких же отброшенных центрифугой обстоятельств парней и девчонок, как и сам, и пел песни на стихи, которые сам же сочинил...

Потом, уже став взрослым, он понял, что по чувству и искренности писал их не хуже, а может быть, лучше чем трижды лауреат - отец.

И все-таки было в нем что - то такое, что отличало его и от тех, к кому он пристал. Вот и острижен так, словно вчера освободился, и одет, как они, и манеры крутого, а все равно даже там, в этой среде, он чувствовал себя как прибившийся к чужой стае...

Однажды, когда его прятелей замели, к ним в дом пришел молодой офицер милиции. Виктор был один.

– Поговорим ?
– спросил мент и невесело улыбнулся.

Виктор безразлично кивнул.

– Я знаю: ты в налете на склад не участвовал, но ты с ними, поэтому я здесь... Есть в этом доме что - то выпить ? Вино или пиво? Водку пить не буду...

Виктор выпотрошил холодильник, выставил на стол батарею пивных бутылок, колбасу и сыры.

– Я ведь не очень чтобы милиционер...
– Улыбнулся гость.
– Я психолог... МГУ два года назад закончил...

Виктор молчал.

– В тебе что - то есть, парень. Знаешь, они сами подтверждают: ты среди них - белая ворона. Но вот говорят о тебе хорошо. Как-то уважительно. Это то, что называют иногда "харизмой", задатками лидера. Ты ведь не только на гитаре играл. Еще разговаривал с ними, делился. А они нутром чуяли: ты умнее, опытнее, не исключено - талантливее...

– Они сядут ?

– Сядут, - сокрушенно мотнул головой молодой офицер.
– Не могут не сесть: заслужили !

– А я ?

– Что -ты ? Что-ты ? Ты сдашь экзамены на аттестат зре лости и пойдешь в вуз...

Офицер покачал головой, внезапно заговорил о другом:

– Я организовал студенческий кружок: для работы с трудновосптуемыми подростками. Ты смотри сколько их вокруг. Это же динамит, когда - нибудь взорвется. Хочешь примкнуть к саперам ?...

И Виктор примкнул.

Сначала - осторожно: слишком свежи были еще рассказы о ментах, чья цель - надеть на свободного и гордого человека ошейник порядка и рабства...

Впрочем, и его личные контакты с ментами были тоже негативны: сержант, врезавший ему по ребрам, участковый из лимитчиков, звонивший отцу...

Но однажды с ним разобрались совсем другие - "трудновоспитуемые", состоявшие на учете в детской комнате милиции. Те с кем он взялся работать. На голову накинули чью-то куртку. Связали руки. И били. Крепко били...

– Мент !
– слышал он.
– Пес...

Ненависть давилась в нем вместе с кровью. Жизнь уходила с дыханием...

Уже потом, на больничной койке, он увидел перед собой расстроенное лицо начальнка отделения:

– Вот ты и стал нашим, парень. Давай-ка поезжай ты в Высшую школу милиции... Окрестили тебя в менты. Ты не думай, не так уж это плохо. Если б не они - я о настоящих говорю, о фанатах, - как тот, который тебя привел, джунгли вокруг были бы. Пещеры каменные, где людоеды правят...

Но Виктора ждало еще одно, куда более страшное испытание.

Это произошло уже после окончания Омской высшей школы милиции.

Афганистан!

Когда Руководство Управления в числе других решило послать туда и его, ни у кого не было сомнений: его-то родители все устроят! Как же...

Предположения были не лишены оснований.

Отец,действительно, не сказав ему ни слова, при всех регалиях отправился на прием к ответственному Секретарю Правления Союза Писателей, мать решила действовать через подруг...

Но, отвергнув родительскую ложь еще в детстве, Виктор не собирался смиряться с ней, став взрослым. Умыние отвертеться от всех передряг, послать вместо себя другого вызвало в нем отвращение...

Так он оказался в Афганистане. В чемодан с вещами он бросил том из "Библиотеки всемирной литературы" - "Стихи английского романтизма". Открыл он ее только потом, уже в госпитале.

Он хоронил товарищей, курил анашу, проклинал генералов и политиков, трясся от страха, шел в бой и ненавидел себя не меньше, чем моджахедов. Война поставила знак равенства между противниками, из освободителей сделала убийц, а из убийц - освободителей. А моджахедами там были каждый камень, каждый поворот, каждый не выросший шкет.