Требовался детальный осмотр.

– С собою принесли, - Шалимов кивнул на бутылки, - "Марсала" без штампа вагона-ресторана. А минеральная вода у нас - "Айвазовская".

– Ресторан ночью работал?
– спросил Денисов.

– Не положено. Там кто знает!

Постель на нижней полке справа была едва примята: Ратц, похоже, не ложился или, поднявшись, успел аккуратно ее заправить.

– Постели постланы заранее?

– До посадки.
– Шалимов достал носовой платок, повертел в руках.
– У нас такое правило. Вам тоже застлали?

– Да, спасибо.

Денисов продолжил осмотр. При спущенной шторе картина преступления выглядела ненатуральной. Безжизненные глаза, восковое лицо убитого. Брови шли углом, словно приклеенные. Телесного цвета майка на потерпевшем казалась принадлежностью инсценировки.

– Закройте меня на минутку, - Денисов сделал шаг вперед, выключил фонарь.

Шалимов налег на дверную ручку. Угольно-черная темнота наполнила купе, представления Денисова о пределах мгновенно сместились: стол, стремянка, голое плечо неживого человека. Ничего невозможно было рассмотреть.

– Открывайте!

– Выяснили что-нибудь?
– Шалимов ждал немедленного результата.

Денисов не ответил.

– Скорее бы сентябрь, - бригадир переменил тему.
– Все едут, все на Каспий, поездов не хватает! А экипировка в дополнительных какая? Вы из территориальников? Я не рассмотрел удостоверение...

– Железнодорожная милиция. С этого вокзала.

– Уважаю, - Шалимов кивнул.
– Командировка?

– Отпуск.

Денисов вышел в коридор, закрыл купе. Яркий свет ударил в глаза. Проехали Белопесоцкий. Два моста - старый и новый - на разной высоте пересекали Оку. Главный путь и с ним вагоны астраханского дополнительного скользнули вниз, два других пути, наоборот, потянулись вверх мимо старого блокпоста.

– Кашира!
– Шалимов поправил китель, сразу заметно приостановился.

Между клавишами моста показалась желтоватая небыстрая Ока. Приближавшийся берег был усеян бесчисленными лодочками, катерами остановившаяся разноцветная карусель.

– Возьмите под наблюдение поручень...
– сказал Денисов.

Шалимов не понял.

– Поручень, испачканный кровью. Чтобы на стоянке следы не могли уничтожить.

– Совсем выскочило из головы! Суркову я поставлю в тамбур. Пусть смотрит!

– Стоянка шесть минут?
– Денисов посмотрел на часы.

– Да, дальше, на станции Ожерелье, пятнадцать.

– Сколько до Ожерелья по расписанию?

– Семнадцать минут.

"Каширская опергруппа доедет до Ожерелья, - подумал Денисов.
– Итого на осмотр тридцать восемь минут. Немного..."

Мелькнула граница станции. Ржавый звук возник в середине поезда, заскрипели тормозные тяги.

Против окна Денисов неожиданно увидел оперативную группу русоголовую голубоглазую Наташу Газимагомедову - следователя транспортной прокуратуры. Наташа что-то говорила каширским инспекторам уголовного розыска, уважительно кивавшим в ответ.

Поезд еще двигался. Денисов ощутил напряжение колесных пар, дописывавших последнюю полуокружность.

На миг показались начальник линотделения - бледный, со шрамом на тонком умном лице, пожилая женщина - патологоанатом, а рядом тяжелый, в кителе, казалось готовом ежесекундно лопнуть, Актон Сабодаш, третьего дня направленный из Москвы в командировку.

"Кашира..." - мелькнула надпись по фронтону.

Денисов стоял в коридоре, чтобы не мешать оперативной группе. В купе, как всегда в таких случаях, была суета, и спешка, и вспышки "блица", и потом короткая заминка, перед тем как стоящие ближе инспектора должны взять остывшее тело на руки, чтобы снять с полки.

На станции Ожерелье отправление дополнительного пришлось задержать. Пока упаковывались вещественные доказательства, на вагонах вывесили красные флажки.

Начальник линотделения подошел к Денисову, едва отъехали от Каширы.

– Я мыслю таким образом... С поездом поедете вы и капитан Сабодаш...
– Он кивнул на Антона, перегородившего коридор.
– Я звонил в Москву, там дали "добро".

– О чем говорить?!
– Сабодаш всем восьмипудовым телом уже ощущал жару начинающегося утра, поселившуюся в жесткой гофрированной стенке вагона.

– Я с оперативной группой беру перегон. Птичек, возможно, уже нет в клетке...

"Бригадир выразился: "Подлец мог выскочить у Вельяминова", - подумал Денисов.
– Начальник линотделения, известный ревнитель ОБХСС, предпочел нейтральное "птички в клетке"..."

– У Вельяминова ограничение скорости, - заметил он.

– Мне говорили.
– Бледное, неулыбчивое лицо начальника линотделения выглядело маской, но Денисов почувствовал его неуверенность.
– Выскочил из поезда - и беги на четыре стороны. Я мыслю: без квалифицированного осмотра перегона не обойтись. ...Кроме того, в случае неудачи мы успеваем в пути снова перехватить поезд, - начальник линотделения отодвинулся, пропуская женщину-патологоанатома.
– Если едем с вами, теряем перегон...