Шрифт:
– Молчишь?! А я тебе скажу! Что раскрыть не можете - летит в корзину...
– Борис Иванович! Обижаете!
– Обижаю?! Что у тебя сегодня?
Скубилин был готов к докладу.
– По первой позиции три, Борис Иванович... Раскрыто два. Вторая позиция: восемь - пять...Третья ...
Успокоившийся было Жернаков взорвался:
– Да что ты мне все цифры, Вася. Разве об этом речь! Мне верный человек позвонил...У тебя на домодедовском направлении ЧП! Дерзкий разбой! Двое под угрозой ножа отобрали документы, деньги...
– На вокзале?
– В электричке. Двое.
– Сейчас проверю...
– Можешь не проверять. В министерстве уже известно. Заявление не зарегистрировали! Ориентировку по вокзалам не дали! Линию не оповестили. Нет ни примет преступников, ни описания похищенного...
– Сейчас дам команду...
– На твоем месте я бы лично разобрался. Раньше, чем вмешается министерство. Тем только дай зацепиться, дальше уж пойдет. Полезут и в заявы, и в ружейку...
– Понимаю, Борис Иванович...
Даже укрыть не могут!.. Жернаков выругался.
– Разберись и сразу прими меры.Чем жестче мы будем, тем больше у нас шансов устоять. Иначе на нас повесят всех собак ... Если подтвердиться... В шею. Сразу. Грязной метлой...
Игумнов поднял голову.
В коридоре послышались шаги. Кто-то быстро шел от дежурки.
Низкий мужской голос за дверью прозвучал глухо:
– Мне к начальнику розыска. Срочно...
То же он произнес, видимо, и при входе.
"Потому и пропустили..."
Посетитель уже входил - в коротком, на "молнии"пуховике, вязанной шапочке с козырьком - осанистый, чисто выбритый, с намечающимся вторым подбородком.
– Я тут принес заявление...
– В руке он держал бумагу.
– Меня ограбили.
Он подвинул стул. Продолжил, уже сидя:
– Двое. Наставили ножи... "Не отдашь - отправишься на тот свет! "
– На вокзале?
– В электропоезде. На посадке.
Ночь началась с неприятностей. Никола не звонил, Качан исчез. На перроне - пожар.
"Теперь еще разбой..."
– Пойдемте, покажете...
– Игумнов уже закрывал сейф.
Посетитель не понял:
– Что показывать?! Электричка ушла...
– Он нехотя поднялся.
– Я написал заявление...
Вариант был известный.
"Я написал заявление. Оставляю и еду спать. А вы бросайтесь в погоню... Ищите, стреляйте, лезьте под пули. И не забудьте про Уголовнопроцессуальный Кодекс..."
– Мы теряем время, - Игумнов был уже на пороге.
Посетитель пожалплечами.
Почти бегом проскочили мимо дежурки.
Место майора за пультом занимал помощник. Дежурный, скорее всего, вышел в ресторан или в медкомнату. Помощник составлял протокол. Двое дюжих носильщиков - понятых, не читая, подписывали бланки, .
– Я на вокзал. Если Качан будет звонить, найди меня по сотовому.
Молоденький помощник проводил Игумнова внимательным взглядом . Он все видел. Тайны общения с посетителями для посвященных всегда шиты белыми нитками.
– Понял, товарищ капитан...
Игумнов выскочил за дверь. С хода налетел на цыганок, организовавших пикет у пепелища. Кто-то из их сородичей был задержан. Гадалки требовали справедливости - последними словами нецензурно несли всех подряд - ментов, власть, систему.
Игумнов на ходу шуганул их поцыгански.
Женщины смутились. Одно дело - откровенно послать матом на чужом языке, другое - услышать подобное на своем родном.
– Нехорошо, начальник...
Игумнов окинул глазами перрон.
Поставленные на прикол сцепы. Опущенные до утра токоприемники, темные окна вагонов...
Вечерний поток пассажиров заканчивался. Прерывистый ручеек сочился от метро сквозь нижний цокольный вокзальный этаж, открытый с обеих сторон и занесенный снежной крупой.
Не умолкало радио.
Игумнов и потерпевший быстро шли вдоль перрона.
Начальник розыска спросил на ходу:
– Все произошло в вагоне?
– Именно.
– Они вошли после вас? Или уже были внутри?
– Я только успел войти, тут они и возникли...
– Потерпевший держался с плохо скрываемым вызовом.