– Пойми: мне еще за предыдущее задержание объясняться. Убийца-таксист написал на съезд, что мы над ним надругались... Так что...

– Не вызывали еще?
– К младшему инспектору вернулась обычная неискренняя ухмылка.

– Нет пока...

– Разговор вас ждет незавидный...
– азарт Карпеца вроде спал.

– Это точно.

Власть была категорически против непримиримой преступности и в то же время не давала ментам на земле полноочий. Общественное мнение, не зная уголовной статистики, которая скрывалась, еще не ожесточилось до конца.

" Вот и думай, как тут быть!"

– Все! Тормози!

" МО-14562" круто вильнул к тротуару.

Игумнов и Карпец вылетели с двух сторон.

– Милиция!

Несмотря на запрет, Карпец успел для порядка применить пару приемов контактного каратэ.

Мусу повернули лицом к стене Бюро пропусков. Заставили раздвинуть ноги. Ошмонали. Сунули в машину.

" Кто-то обязательно должен быть крайним в этой жизни, Муса..."

МУСА

Разговаривали в кабинете Игумнова.

Каталу посадили на стул в средине комнаты. Муса - неохватный в плечах и в талии - расстегнул куртку. Спустившиеся полы прикрыли огромные, как столбы , ляжки.

Муса теперь интересовал не только как свидетель по делу серийных убийц.

Конец нити к неизвестному охраннику КГБ, стрелявшему на перроне, можно было проследить отсюда.

" От телохранителя Джабарова к самому Джабарову, к гостю с Кипра Романиди, одновременно - к Волоку, который его привез..."

Игумнов начал непосредственно с официальной причины, по которой Муса оказался в отделе.

– Почему ты не являлся по повесткам?

– Я не получал, начальник!

– Их отправляли почтой!

– На фабрику! Но я там не бываю!

Кроме Игумнова и каталы в кабинете находился Качан.

Борька тоже подкинул вопрос:

– А письма?

– Я получаю на Главпочтамте...

– Мы и на Главпочтамт посылали! До востребования...
– Старший опер незаметно взглянул на часы.

С минуты на минуту должна была позвонить механик Динка - преданная Веркина наперсница, вызвать в камеру хранения. Это означало, что мать Верки уехала и квартира свободна.

Они встречались все на той же остановке против дома.

– Клянусь, начальник...
– фальшиво возмутился Муса.

– Вот постановление о приводе в прокуратуру. Читай...
– Игумнов достал бумагу.

Муса читать постановление отказался.

– Я верю, начальник.

– Сейчас поедешь в прокуратуру. На очную ставку. Знаешь, о чем пойдет речь?

– Насчет кольца?
– Кольцо одной из убитых женщин от убийцы перешло к кавказу.

– Да. Не испугаешься сказать, как все было?

– Обижаешь, начальник!
– Муса уже вставал.
– Поехали. Хочешь, начальник... Я приеду после очной ставки. Расскажу, как все было...

Игумнов задержал его. Он надеялся с его помощью узнать кое-что о Джабарове.

– Куда ты спешишь, Муса? Вроде нигде не работаешь...

– Устраиваюсь, начальник.

– А вообще? Что делаешь? Например, сегодня с утра. Во сколько ты поднялся?

– Рано, начальник.

– А лег?

– В три...
– Кавказец смутился.

Крутые эти парни при каких-то обстоятельствах, но, как правило, всегда только наедине иногда превращались в доверчивых больших ребят.

– Ночевал дома?

– В гостинице.

– И что делал с утра?

– Ну, съездили на Цветной бульвар, на рынок. Покушали...
– Эти всегда только "кушали" - не "ели".

– Потом?

– Поехал на Центральный телеграф.
– Муса убрал полы куртки с жирных колен.

– А дальше?

– Что дальше?
– Кавказец пожал плечами.
– Шел по улице. Там - вы!..

Муса не обмолвился о том, что его задержала милиция в "Аленьком цветочке", а потом он бежал из милицейской машины у Центрального телеграфа.

Не хотел наводить на хозяина кафе.

Игумнов спросил как бы между прочим:

– К Сергею Джабарову заходил?

Муса не удивился тому, что его спросили об "Аленьком цветочке". Повидимому подобное предполагал.

– Нет. Не заходил.
– Он мог только догадываться, насколько вокзальные менты в курсе дел его хозяина.

– Когда ты его в последний раз видел?

Муса помялся. Говорить о хозяине для него как телохранителя Джабарова было некорректным и даже опасным.