— Это не исландцы, — сказал Кривцов. — Откровенно говоря, я вообще не могу понять, чье это судно… А вы?

— Тоже, — ответил граф. — Не преувеличивайте моих знаний в морском деле. Я сухопутный человек.

— Уже не совсем, — улыбнулся бывший мичман, а ныне командир баркентины. Вряд ли льстил — зачем ему льстить?

Рядом вертелся Нил, глаза юнги так и сияли. Он уже успел похвастать графу, что командир позволил ему подержаться за штурвал и порулить немного. Вот и еще один не совсем сухопутный человек…

— Похоже на джонку, какими их изображают на японских гравюрах, — с сомнением в голосе произнес Лопухин. — Оно и видно — рыбак. Японец, китаец либо кореец. Как его занесло в эти воды, хотел бы я знать…

— Течением, понятно. Есть такое океанское течение — Куро-Сиво… Взгляните, он не управляется.

— Вижу: мачта сломана.

На шкафуте, куда высыпала команда, кое-кто крестился.

— «Летучего голландца» небось поминают, — криво улыбнулся Кривцов. — Знаете эту легенду? Есть еще «летучий испанец», встретиться с ним в море — наоборот, к удаче. А вот что сулит встреча с «летучим китайцем» — ей-ей, не знаю.

— Увидим. Подходить будем?

— Как прикажете.

— Вы командуете судном.

Нил был в восторге. Мало того, что поработал за рулевого, так еще и приключение! Чужое судно потихоньку приближалось. Оно имело странный силуэт. С него не сигналили. Не управляясь, оно дрейфовало по воле ветра и волн. Когда подошли ближе, стало видно, что оно имеет крен на левый борт.

По команде Кривцова вахтенные полезли на мачты — убирать паруса. «Святая Екатерина» описала по инерции полукруг и закачалась на зыби в каком-нибудь кабельтове от чужака. Не дожидаясь команды, матросы разворачивали шлюпбалки.

— Желаете взглянуть? — осведомился у графа Кривцов.

— Мне нельзя отлучаться… Еропка!

Слуга вырос словно из-под земли — чего, мол, изволите приказать?

— Спускайся в шлюпку, посмотришь, что на том судне. Судовые документы захвати, если целы. Окажешь помощь, если потребуется.

Слуга выразил неудовольствие лишь укоризненным выражением лица и тяжким вздохом. Нил знал, что на графа это не произведет ни малейшего впечатления и что дядя Ерофей прекрасно это понимает, но уж такой сложился обычай в отношениях господина и слуги.

— Ты еще здесь? Марш.

— А мне можно, ваша светлость? — рискнул подать голос Нил. В присутствии командира он не рискнул назвать графа Николаем Николаевичем и, судя по всему, угадал.

— Куда? На то судно?

— Ага. Посмотреть…

— Не «ага», а «так точно». Повтори.

— Так точно.

— Можно. Ступай.

Нил мелким обвалом ссыпался с мостика. Можно! Можно! Разрешили!

— Тише, шальной! — Вскочив в шлюпку, Нил наступил кому-то на ногу и немедленно огреб легкий подзатыльник. — Дуй на нос, там сиди.

Заскрипели блоки, затрещали храповики на лебедках. Шестивесельная шлюпка с забитыми деревянными пробками пулевыми пробоинами неспешно поползла вниз. С сочным звуком днище коснулось волны. Закачались отцепленные лини.

— Весла на воду. Готовы? И… р-раз!

Не обошлось без ругани — весло стукалось о весло, холодные брызги летели в лицо и за шиворот. Любой командир военного судна сгорел бы от стыда вместе со старшим офицером при виде такой «выучки» своих матросов.

Зато Нил не обращал внимания ни на что, кроме мало-помалу приближающегося судна. Сердце юнги взволнованно билось. Приключение!

Сказал бы ему кто-нибудь две недели назад, что он будет искать приключений — Нил послал бы пророка к черту, если бы только сумел вымолвить хоть слово. Тогда, голодный и обессиленный до предела, он всерьез собрался помирать и относился к смерти спокойно. Жить не хотелось. На что она нужна, такая жизнь, в которой есть место ужасам кротовьей доли на каторге у пиратов? Теперь… о, теперь совсем другое дело!

ЧуднОе суденышко казалось мертвым. Шлюпка описала полукруг, заходя со стороны крена. Кое-как, подсаживая друг друга, вскарабкались на борт.

Никого. Расщепленный обломок мачты — что торчащая из плоти кость. Палуба давно не лопачена. И запах… Странный, неприятный запах.

— Мертвецы, — потянул носом дядя Ерофей, и кое-кто из матросов торопливо закрестился. — От них вонь. А еще рыбой несет, чуешь?

Нил кивнул. К горлу подкатил тошнотный комок. Лезть первым в мрачную и тесную утробу судна было страшновато.

— Не дрейфь, паря, айда за мной. — И дядя Ерофей полез вниз. Несмотря на бодрые слова, гримасу на лице он имел пребрезгливейшую, и ясно было: готовится упрекнуть барина по возвращении на баркентину. У хорошего господина слуга должен быть сыт, одет, весел и выспамшись, не так разве? А это… нет, это черт знает что такое!..