— Господин мой, ты постоянно коришь меня, что я умничаю, но что-то я не вижу в тебе большой тяги к глупышкам из твоего гарема. По-моему, это означает, что ты все-таки ставишь ум в женщине не на самое последнее место.

Произнося такие слова, она всегда особенно загадочно улыбалась. Мурад долго и напряженно пытался разгадать значение этих улыбок, но все было тщетно, и он бросил это бесполезное занятие.

Когда Феодора объявила ему о том, что у нее будет ребенок, он был на вершине счастья. Однако через несколько месяцев после этого он понял и все неудобства, проистекающие от своего нового положения будущего отца.

Находясь рядом с Феодорой, он всегда был сжигаем сильнейшим возбуждением, но сейчас ему приходилось умерять и сдерживать свои желания, а это для него было очень тяжело. Он пытался успокаиваться в гареме, но разве могли глупые красивые куклы соперничать с его любимой Феодорой!

Как-то раз, не сдержавшись, он начал ласкать налитую молоком грудь Феодоры, но она резко оттолкнула его от себя. Он бешено взглянул на нее, но она лишь улыбнулась ему в ответ, и весь его гнев прошел. Он смог только задать ей совершенно пустой вопрос, заранее зная ответ:

— Но почему?

— Ты же знаешь, мне это очень вредно. У меня может быть выкидыш, — ответила она тихо.

— Да, конечно. Прости меня, я веду себя глупо. Я ведь сам все хорошо понимаю, надо просто набраться терпения, скоро мы опять сможем делить наше ложе.

После таких разговоров Мурад всегда шел утешаться В свой гарем. Последнее время он отдавал предпочтение двум гречанкам, которых Али Яхиа доставил ему совсем недавно. Они были красивее предыдущих его наложниц, но, к сожалению, отнюдь не умнее их. С печальным вздохом Мурад уводил обеих в свою спальню, где, ругая про себя Али Яхиа на чем свет стоит, приказывал им раздеваться. После этого он всячески пытался наверстать упущенное в плотских утехах, но в конечном итоге с криками и руганью выталкивал несчастных, плачущих девушек, не понимающих, чем они не угодили своему вздорному господину.

Наконец-то пришло время, когда Феодора Кантакузин должна была родить султану Турции Мураду ребенка. Родовые схватки начались еще затемно, ранним утром, но на первый же крик принцессы прибежала вездесущая Ирина.

— Успокойтесь, госпожа моя, вы так кричите, как будто рожаете первого ребенка, — входя, увещевала она Феодору.

— Этот ребенок для меня самый трудный, — простонала Феодора.

— Как так? — удивилась Ирина.

— У Халила были старшие братья, а этот станет наследником престола.

— Если только это будет мальчик…

— Это сын, я знаю!

Она сильно сжала зубы, чтобы подавить крик.

— Веди скорее повивальную бабку, а то я сейчас умру, — простонала она.

Ирина заторопилась исполнять приказание, а Феодора, широко расставив ноги, немного приподняла свое тело над кроватью. Этой позе ее научила одна женщина, сказав, что это облегчит боль при родах.

Вскоре пришла повивальная бабка и вместе с ней Фатима, которая тоже была немного сведуща в акушерстве. Они осмотрели Феодору, помогли ей лечь в более удобном положении и прикрыли ее ноги большой белой простыней.

— Не волнуйтесь, госпожа, я уверена, все будет хорошо, — сказала Фатима. — Вы сейчас произведете на свет прекрасного мальчика или девочку.

Фатима без умолку говорила и говорила, все больше для того, чтобы Феодора немного отвлеклась от своих болезненных ощущений, пока Мария, так звали повивальную бабку, готовила все к родам. Наконец она смолкла, и тут Феодора услышала властный голос Марии:

— Тужься, я сказала, тужься! Вот так, давай, давай! Не ленись!

Это было последнее, что услышала принцесса, — после этих слов она потеряла сознание. Пришла в себя она через несколько минут, и все началось снова. Однако и эта попытка оказалась неудачной. Мария и Фатима увидели, что Феодоре надо дать немного передохнуть. После минутной передышки принцесса опять услышала уже знакомый приказ:

— Тужься! Сильнее! Сильнее! Да что ж ты такая слабенькая, а еще принцесса! Давай! Давай!

От напряжения все тело Феодоры покрылось потом, она громко кричала, а в голове ее носилась только одна мысль: «Боже! Скорей бы это кончилось!»

Фатима, как могла, пыталась помочь ей: говорила что-то ласковое, гладила Феодору по рукам и голове, вытирала пот с ее лба.

По голосу Марии, вернее, по ее словам Феодора поняла, что дело пошло на лад, — Мария внезапно заговорила с ней более уважительно, как и требует этикет.

— Хорошо! Очень хорошо, госпожа моя! — вскрикнула она. — Ну наконец-то, вот появилась и головка! Тужьтесь еще, моя дорогая принцесса!

Через пять минут все было кончено. Фатима перевязала и перерезала пуповину и показала ребенка матери.

— Кто? — еле слышным голосом спросила принцесса.

— Сын! Госпожа, у вас родился сын! Хвала Аллаху!

Султан Мурад будет очень рад!

У мальчика были голубые глаза и черные курчавые волосы. Сам он был довольно большой, с длинными ручками и ножками, поэтому-то Феодоре и было так трудно его рожать. Она улыбаясь смотрела на свое только что рожденное на свет чадо и была очень счастлива, но почему-то хотелось плакать.