Шрифт:
Дыхание в трубке участилось. Я мысленно ликовал. Кажется, клюнуло! Впрочем, я действовал наверняка. Ведь я знал его, как... можно знать себя.
– Вы не находите, что все это несколько странно?
– наконец сказал он.
– Ничуть. Все абсолютно нормально. Я прошу в.с только о встрече. Ни о чем больше. Будь вы девушкой, наш разговор был бы естествен: он просит, она ломается... Но вы не девушка и не можете мне отказать. Не имеете права наконец!
– Почему вы так думаете?
Я не ожидал от него такого дурацкого вопроса.
– Почему я так думаю?
– переспросил я.
– Да хотя бы потому, что "я знал ее, как можно знать себя, я ждал ее, как можно издать любя". Это я о вас!
– Хорошо! Давайте встретимся, где вам удобно... Как мы узнаем друг друга?
– О, не беспокойтесь! Мы узнаем друг Друга в любой толпе в первую же секунду.
Я тут же осекся. Незачем переигрывать. Он этого ' не любит. Но было уже поздно.
– Что вы хотите этим сказать?
– Опять в его голосе появилось недоверие.
Есть синий вечер, он напомнит,
Но даст забыть, не даст уйти.
Пот так рабу в каменоломне
Цепь ограничила пути.
Я процитировал строфу стихотворения, которое он написал еще студентом и никогда никому не показывал. Трубка молчала.
– Итак, где и во сколько?
– наконец спросил он. Вот молодчина! А я и не знал, что он такой молодчина... Сейчас очень волнуется, я это знаю, но какой спокойный голос! Какой бесстрастный!
–
– Вечер у вас свободен?
– Только до семи часов.
Интересно, куда он собирается?.. Наверное, что-нибудь важное. Иначе он бы забросил для меня все дела. Я-то знаю! Он любопытен до невозможности.
– А если сразу же после работы? У вас дома... Мама куда-нибудь уходит?
Я хотел сказать "ваша мама", но не смог и сказал просто "мама".
– Приходите в пять часов. Вы, надеюсь, знаете, где я живу?
– Да, знаю.
– Я почему-то так и подумал. Итак, в пять?
– Да, в пять. Спасибо. До свидания! Вы молодчина!
***
Мы оба, он и я, все еще не можем прийти в себя. Я смотрю на свою квартиру, оглядываю каждую вещь. Все здесь интересует меня. Обои и картины, которые написаны мной, мои книги и скульптура, выполненная моим другом. Как на величайшее чудо, смотрю я на мамину швейную машину, накрытую кружевной салфеткой, и на телевизор, на котором развалился, закрыв экран пушистым хвостом, мой старый рыжий кот. Я почти не нахожу здесь перемен. Может быть, потому, что я покинул эту квартиру только вчера? Но ведь вчера она была на семь месяцев старше, чем та, в которой я очутился сегодня!
Ничто не поразило меня больше, чем моя квартира. Может быть, потому, что в ней был он? Он? Я говорю "он", как будто бы это другой отдельный от меня человек... Впрочем, действительно другой и отдельный! Кто же из нас более реален, более на своем месте: он пли я?
– Боюсь, что мы сейчас думаем с вами об одном и том же, - говорит он, как-то вымученно улыбаясь.
– Да, вероятно... Кстати, почему мы говорим друг другу "вы"? Ведь мы... Во всяком случае, мы ближе, чем самые кровные близнецы.
– Да, черт возьми! Я никак не сформулирую... Вертится на языке и не дается! Минуточку... Мы с вами... Мы с тобой одно и то же лицо при условии движения во времени. Но одновременно мы можем существовать лишь раздельно! Улавливаешь суть?
– И это ты говоришь мне? Яйца собираются учить курицу?
– Та-та-та! Мы, кажется, хорохоримся?
– В его глазах прыгают веселые чертики.
– Идею о переносе в прошлое разработал я, а ты ее только претворил в жизнь.
Я даже сел от такой наглости. Но, подумав хорошенько, я нашел в его мысли известный резон. Более того, я даже придумал, как обратить против него его же оружие. Он хотел еще что-то сказать, но я опередил его:
– Стоп, старина! Стоп! Так не годится.
– Я подавил рождающуюся у него во рту фразу.
– Нужно стрелять по очереди... Я принимаю ваш выстрел, поручик. Будем считать, что пуля сорвала мой эполет. Теперь мой черед. Да знаете ли вы, самовлюбленный мальчишка, что идея принадлежит не вам? Да, да, ие машите руками! Я принимаю ваши возражения без прений. Она не моя, согласен, но и не ваша! Она пришла в голову тому, кто младше вас на год и младше меня на девятнадцать месяцев... Что, съел? Один ноль в мою пользу! Вы убиты, поручик. Прими, господи, его душу; хороший был человек.