Он рассмеялся. Ну разве он не молодчина? Я просто влюбляюсь в него. Эх, если бы можно было всегда остаться так, вдвоем. Я так мечтал о брате! Но он мне не брат...

– Старость еще не очень потрепала тебя. Сметка есть!
– Он похлопал меня по плечу.
– Великолепная мысль! Не худо бы ее развить... Где осталась установка?

В зале, на факультете. А что?

– Я мыслил ее с углом инверсии в четыре сотых секунды. Как ты ее сделал?

– У меня, то есть у тебя, в расчеты вкралась ошибка. Не совсем точно раскрыта неопределенность - бесконечность на бесконечность.

– Почему не точно? По правилу Лопиталя!

– Оно здесь неприменимо. Я использовал метод Ферштмана. Получился угол в пятьдесят две тысячных.

– Но это все равно... установка на одного челвека. Жаль!

– Что жаль?

– Если бы мы могли отправиться на год назад вдвоем... Мы попали бы в тот момент, когда ко мне, то есть к нему, вернее ко всем нам, пришла эта идея Каково?

– Здорово! Великолепная мысль. Нас бы стало трое! Три мушкетера!

– Вернее: бог-сын, бог-отец и бог - дух святой! Трое в одном лице.

– А с тобой неплохо работать!
– Я жадно всматривался в его лицо, пытался уловить те необратимые изменения, которые принесло мне время.

– С тобой тоже хорошо, - в его голосе я почувствовал нотку нежности. Он тоже пристально рассматривал меня. Еще бы! Ему предстояло стать таким через семь месяцев. Кому не интересно!

Мы замолчали. Я не думал, что эта встреча так потрясет меня. Я представлял себе все совершенно иначе. Мне казалось, что я буду сверкающим посланником: из будущего, мудрым и блестящим, как фосфорическая женщина. Буду поучать, советовать, а "он" будет ахать и восхищаться, закатывать глаза и падать в обморок. А он вот какой! И это только естественно, только естественно. Действительность, как всегда, оказалась самой простой и самой ошеломляющей. Мудра старушка природа, мудра! Что ей наши гипотезы?

– Послушай, старина, а не поесть ли нам?
– Он первым нарушил молчание.

– Впервые за все время я слышу от тебя разумные слова. Что у тебя сегодня на обед, Лукулл?

– Суп с фасолью, заправленный жареной мукой с луком... Отбивная с кровью, я жарю в кипящем масле - три минуты с одной стороны и три минуты с другой. Твои вкусы, надеюсь, не изменились?

Он замолчал, как видно припоминая.

Я проглотил слюну. Мне чертовски захотелось поесть.

– Да!
– продолжал он.
– Компот из сухофруктов, и я купил еще баночку морского гребешка.

– Мускул морского гребешка?! В каком соусе?!
– вскричал я.

– В укропном, - несколько удивленно ответил он.

– Ты когда-нибудь уже покупал эти консервы?

– Нет. Сегодня первый раз купил в университете, чтобы попробовать. А что?

– Так... Ничего.

Я вспомнил тот день, когда впервые купил эту баночку. Я принес ее домой. Как и сейчас, мама куда-то ушла. Я обедал в одиночестве. Торопясь на свидание, я раскрывал консервы на весу. Нож соскочил, банка выпала, и белый укропный соус оказался на моих брюках.

Я искоса взглянул на его брюки - они были как новенькие, и стрелка что надо! Мои за эти семь месяцев уже немножко износились, а над левым коленом можно было разглядеть слабое пятно от консервов.

"Ничего, сейчас у него будет такое же, - подумал я злорадно.
– Кажется, он тоже собирается вскрыть баночку на весу".

И тут я подумал: может быть, имеет смысл активно вмешаться в человеческую историю и хоть в чем-то улучшить ее? Но, по зрелому размышлению, я решил, что, пожалуй, не стоит. Это был бы весьма безответственный акт, допустимый лишь в научно-фантастическом романе. Нельзя вмешиваться в процесс, если последствия такого вмешательства тебе неизвестны.

Посему быть пятну на штанах у чистюли!

– У! Вот собака!
– прошептал он, ловя на коленях раскрытую банку с нежным, имеющим вкус крабов мускулом морского гребешка. Кажется, я тогда выругался так же. Кот раскрыл левый глаз, но, не обнаружив собаки, вновь превратил его в косую щелочку.

Мы все-таки попробовали гребешок. Он съел свою долю перед супом, а я вместе с гарниром, после того как уничтожил отбивную. Потом мы разложили диван-кровать и растянулись во всю его ширь, не снимая ботинок, чтобы всласть покурить. Привычки у нас были одинаковые. Оказывается, я не меняюсь.

Я с наслаждением пускал кольца. Мы молчали. Я заметил, что он несколько раз украдкой смотри: на часы.

– Ты сказал, что свободен только до семи, куда ты идешь? Если не секрет, конечно.

– Секрет? От тебя?

– Ты не учитываешь памяти. Человеку свойственно забывать. Забыть же все равно, что не знать. Поэтому, если секрет...

– Ерунда! У меня свидание с Ирой. На Калужской возле автомата.

– С Ирой?!

– Ты разве с ней не знаком? Это было бы оригинально... Ну, как она там... в будущем, не подурнела? Или вы с ней...